– Нет. Я пробыл в «Сакраменто» два с половиной года. Потом в течение следующего года я сотрудничал в «Сан-Франциско кроникл» и лишь после этого получил место в «Таймс».
– В «Лос-Анджелес таймс» вы проявили себя как талантливый репортер…
– Мне просто повезло. Вы, вероятно, имели в виду мои репортажи о ликвидации мафиозной группы в порту Сан-Диего?
– Да. Вас выдвигали на премию Пулитцера?
– Я ее не получил.
– А затем вас повысили в должности до редактора?
– Помощника редактора. Должность незавидная.
– Вы проработали в «Лос-Анджелес таймс» в течение пяти лет…
– Около шести, я полагаю…
– До января 1958-го, тогда вас пригласили в телекомпанию «Стэндарт мьючиал».
– Верно.
– Вы состояли сотрудником отделения телекомпании в Лос-Анджелесе до марта 1963-го, затем вас перевели в Нью-Йорк. С того момента у вас было несколько повышений по службе?
– Переехав на восток, я получил должность редактора вечерней программы новостей. Затем курировал экстренные информационные выпуски и хронику, пока не был утвержден в своей настоящей должности.
– Какой?
– Директора информационной службы «Стэндарт мьючиал».
Лоренс Фоссет захлопнул папку и выключил магнитофон.
Затем он откинулся на спинку кресла и широко улыбнулся Таннеру.
– Вот видите, все оказалось не так уж и страшно.
– Вы хотите сказать, что это все?
– Нет… не все. Но с выяснением вашей личности мы закончили. Вы успешно справились с тестом. Вы дали достаточное количество неточных ответов, чтобы пройти его.
– Что?
– Такие вопросники, – Фоссет похлопал ладонью по папке, – разрабатывают у нас в службе дознания. Собираются умные головы и прогоняют все это через компьютер. Нормальный человек просто не способен ответить на все вопросы правильно. Если бы он ответил, это бы значило, что он слишком усердно запоминал. Ну, например, вы сотрудничали в «Сакраменто дейли ньюс» почти день в день три года, а не два с половиной, как вы сказали. Ваша семья перебралась в Сан-Матео, когда вам было восемь лет и два месяца, а не семь лет.
– Черт побери…
– Честно говоря, даже если бы вы ответили на все вопросы правильно, мы все равно выбрали бы вас. И все же я рад, что все прошло нормально. Мы должны были зафиксировать это на пленке… Ну а теперь, боюсь, мы подошли к более трудной части.
– В каком смысле?
– Во всех смыслах… Я должен включить магнитофон. – Сделав это, он положил перед собой исписанный лист бумаги и произнес: – Джон Таннер, я должен предупредить вас, что информация, которую я сейчас вам сообщу, является чрезвычайно секретной и важной. Клянусь, что наш разговор никогда не будет использован против вас или против членов вашей семьи. Разглашение того, что вы здесь услышите, будет являться преступлением против интересов государства, и вы можете преследоваться по Закону о национальной безопасности, раздел восемнадцатый, статья семьдесят третья… Вам понятно, что я сказал?
– Да. Только прошу учесть, что я пока не связан никакими обязательствами…
– Я понимаю, и потому в нашей беседе мы будем продвигаться к главному постепенно, в три этапа. После первого и второго вы можете, если захотите, попросить о прекращении разговора. В этом случае нам останется лишь надеяться на вашу сдержанность и лояльность по отношению к своему правительству. Однако если вы решите перейти к третьему этапу, в ходе которого вам будут изложены факты и названы имена, то тем самым вы примете на себя ответственность за соблюдение секретности. О последствиях этого шага вы предупреждены. Вам все ясно, мистер Таннер?
