Укатанагон и Клязьма - страница 6

Повествование идёт от третьего лица, потому что в целом роль К. Картушева, то есть моя, это роль эдакого ловца словесной рыбёшки, использующего её для пересказа живых картинок. С Константином Картушевым у меня отношения тоже уже такие «чешуйчатые», хотя, конечно, никто не может отменить родства… Это выскочившее вдруг словцо – «родства» – для обозначения себя как родственника самого себя, звучит смешно, и я рад, что могу ещё ощущать и передавать смешное, которое часто важнее и точнее, чем серьёзное. Ведь течение времени в первую очередь сносит именно серьёзное, не выдерживающее напора нового. А как рассказать о серьёзном, если для него, как и для многих, совершенно реальных, явлений, нет человеческих понятий? Я, как ни искал, не нашёл способа придумать к ним подходы, то есть дорожки содержательных слов, приводящих к объяснению этих явлений. Ведь дорожки серьёзных слов прокладываются по уже существующей основе, своего рода почве, пусть зыбкой, скажем, по воде, или даже по воздуху, или хотя бы по идее воздуха. Но когда нет ничего, Обрыв Смысла? Причём обрыв не в значении «глубокий каньон или труднопроходимый овраг», это бы ладно, с этим бы мы справились, зацепились бы за край, граничащий с реальностью. А тут такой обрыв, какой иногда мы видели в кино: взрыв одновременно уходит в глубину и разбегается во все стороны, обрушивая и обрушивая края воронки, которые падают не на отсутствующее дно, а улетают вниз, вверх, в стороны, в бесконечную пустоту. Сталкиваешься с таким процессом обрушения существующего знания, и у тебя нет ничего, ни образа, ни слова, ни спуска туда – ничего. Ничего серьёзного. Никаких серьёзных человеческих слов нет и никогда не будет. Но есть, выглядывают и выпрыгивают из глубины, посверкивая над чёрной провалиной чешуёй цветов побежалости, несколько несерьёзных слов, честных и натуральных несерьёзных слов… Поэтому прошу принимать то, что может с ходу показаться не серьёзным, смешным, ироничным или саркастическим – не как что-то случайное, на «ха-ха» или от растерянности выплеснувшееся из обстоятельств. Нет, это всегда элемент конструкции. Смешное – это элемент конструкции, заменяющий то, что невозможно передать серьёзным словом. Так мы сможем преодолевать смысловые пропасти невозможной ширины и глубины: бежишь над ней по несерьёзному бревнышку, а оно вырастает из-под тебя, вырастает, вырастает и вдруг обопрётся на что-нибудь уже весьма надёжное из Серьёзной Части Божественной Речи.

Снаружи появляется то, что уже побывало внутри.

Поверхность меняется в темпе воды: и разборка, и сортировка, и сборка.

Цепочки вовсю перебирают бесконечные варианты.

Самое перспективное – это ошибки.

Пора отделяться от общего бульона. Помогаем в несколько шагов: предпосылки – условия – стимулы, чтоб гибко.

Замкнулись в клетки!! У! Все молодцы!!!

Если рядом маленький, сразу ты нянька.

Ма обещала столкновение с соседней галактикой.

Прорывают чужую оболочку и лезут внутрь.

Самых перспективных приманили, затянули внутрь, для сотрудничества – и сожрали. Самых лучших. Вместо объединения.

Убираешь агрессию – развитие прекращается.

Ма считает, что желание – это капризная гримаска необходимости, что только опасность развивает. Я не согласна. Опасность даёт пинок и полёт незнамо куда. Желание – лучшая дорога, оно органично, потому что идёт изнутри, да, оглядывается, да, перебирает, иногда проигрывает. Но зато чувствительнее, осмотрительнее и может уточнить выбор по дороге.