– Нет, конечно, нет. Я хочу сказать… – Луиза соображает, как бы правильнее выразиться. – Люди влюбляются по самым разным причинам.
– Он писал письма. Вот почему. Ты не думаешь, что это глупая причина?
– По-моему, все зависит от писем.
– В том смысле… мы были детьми. Типа… лет шестнадцати. Я училась в школе «Чепин», а он в «Коллегиате», и водили нас на одни и те же праздники. И всякое такое.
– И всякое такое.
– Ну вот, мы обменялись телефонами или чем-то там еще, и он спросил, можно ли ему иногда написать мне письмо. Типа… с марками и всем прочим. Я не ожидала, что он напишет. Люди никогда не делают того, что говорят на словах. – Лавиния поднимает глаза. Лицо у нее белое от холода. – В смысле… нормальные люди. Не такие, как мы. – Она улыбается и прямо расцветает в лунном свете. – Мы с тобой держим слово. Мы говорим – будем читать стихи у моря. Мы говорим – проникнем в парк «Хай-Лайн». И мы это делаем. Вот и он тоже делал. Тогда Рекс был реальным человеком.
Лавиния успевает извести полпачки сигарет.
– Иногда он сам их доставлял. Писал гусиным пером. Зелеными чернилами. С сургучной печатью. Оставлял их у нашего привратника. У него дольше всех даже не было «Фейсбука» – насчет него у него тоже был целый комплекс. Ему хотелось носить наручные часы. Господи… да он все пользовался телефоном-раскладушкой. Я это обожала.
Она медленно выдыхает. Где-то вдалеке по всему городу один за другим гаснут огни.
– Мы были сообщниками в борьбе против всего мира. Мы держались за руки, гуляли по Метрополитен-музею и говорили о том, как вместе убежим. Мы спланировали весь маршрут. Должно было состояться Большое путешествие – ну, ты понимаешь, – чтобы посетить все дивные места и посмотреть все красоты. Мы собирались в Вену поближе поглядеть на «Поцелуй» Климта во дворце «Бельведер», а потом на карнавал в Венецию. Когда мы наконец станем свободными.
Луиза вспоминает Виргила Брайса на железнодорожном мосту.
– В любом случае, – говорит Лавиния, – мы так никуда и не поехали.
– А что произошло?
– Не произошло ничего. Он просто стал скучным. Вот и все.
– И когда?
Лавиния фыркает:
– Пару лет назад. В любом случае это не важно. Я же тебе говорила. Он скучный. У него теперь даже есть «Фейсбук». По крайней мере, кажется, еще есть. Я-то не знаю. Он меня забанил.
Блики от снега сверкают у нее на щеках. Губы у нее красные.
– Господи, я надеюсь, что он меня ненавидит, – внезапно произносит Лавиния.
– Почему?
– Это значит, что о тебе еще думают. – Лавиния выдыхает дым.
Лавиния перегибается через забор.
– А ты когда-нибудь влюблялась?
Луизе приходится над этим подумать.
– Не знаю. Может быть.
– Не смеши меня. Когда ты знаешь, то знаешь.
– В Нью-Йорк я приехала не одна, – отвечает Луиза. – Я была в него влюблена. Кажется.
Луиза никогда не говорит о Виргиле Брайсе. Но опять же – никто и не спрашивает.
– А он в тебя?
– Да.
– А где он сейчас?
– Не знаю. Я его забанила.
– Он разбил тебе сердце?
– Не знаю. По-моему, я ему сердце разбила.
Лавиния хлопает в ладоши.
– Я так и знала! Так и знала! Ты прямо крохотная роковая женщина.
– Вообще-то нет.
– Такая вся тихая, неприступная и загадочная – Господи, я так и знала. Как только тебя увидела…
– Да нет, точно – нет.
– Я подумала… мужчина из-за такой вот женщины вскрыл бы себе вены.
– Он не вскрыл, – произносит Луиза. – Но однажды грозился.
Лавиния хватает Луизу за руку.
На какую-то секунду Луизе кажется, что она слишком много наговорила, что она шокировала Лавинию, что она слишком разоткровенничалась, как это часто случается, отчего в комнате повисает молчание, все хотят сказать что-нибудь утешительное, и всем тебя становится жаль, и все тебя ненавидят.
