Кендейл прошелся по комнате и проворчал:
– Выходит, ты пренебрег своими обязанностями из-за женщины? Ты отложил дело, имеющее огромное значение для королевства, только ради того, чтобы позабавиться с одной из своих любовниц? – Виконт выругался, не в силах сдержаться. – Но ты ведь сам говорил, что Таррингтон хочет встретиться с нами сегодня.
– Разумеется, мы с ним встретимся. Я улучил всего полчаса, а ими мы вполне можем пожертвовать. И эта женщина вовсе не моя любовница. Поэтому воздержись от того, чтобы распускать слухи.
– Но я же не знаю ее имени… Как в таком случае распускать слухи? Что же касается получаса, то мне случалось видеть, как люди умирали и из-за меньшего промедления.
Дариус открыл дверь, предлагая другу выйти и направиться к лошадям. Планы на сегодня были важными, но не столь значительными, как полагал Кендейл. Зато встреча завтрашним вечером должна была окончательно определить давно назревшие и постоянно откладывавшиеся планы стратегии, дабы закрепить уже достигнутый успех.
Но Кендейл, возможно, этого не понимал, хотя и побывал в армии.
– Наша задача – независимые наблюдения за передвижениями по побережью, – проговорил граф. – И это не боевой маневр. Никто не умрет, даже если мы опоздаем дня на два, не говоря уж об отсрочке на час или полчаса.
– Не так уж много ты знаешь о боевых маневрах и небольших отсрочках, часто становящихся причиной смерти, – пробурчал Кендейл.
Угостив Саутуэйта ложью о том, что теперь в «Доме Фэрборна» верховодит Обедайя, Эмма столкнулась с необходимостью совершить кое-какие махинации, чтобы выполнить свои обязательства перед аукционной компанией. И она ужасно боялась, что граф пожелает выяснить, какова судьба его инвестиций. При всей своей уверенности в собственной правоте она понимала, что не смогла во время этой встречи добиться согласия Саутуэйта не вмешиваться в дела компании. Скорее могло произойти нечто прямо противоположное.
Но гораздо хуже было другое… Похоже, граф догадался о том, что его близость вызывает у нее особое состояние, очень даже приятное… И чем чаще она вспоминала его лукавую улыбку, тем больше убеждалась в том, что он действительно все понял.
Два дня она посвятила работе над каталогом и постоянно справлялась, не появился ли лорд Саутуэйт. Обедайя давал отрицательный ответ, но Эмма была уверена, что граф вот-вот приедет. Когда же на третий день перед ней возник слуга, сообщивший, что с ней хотят поговорить наедине, она тяжко вздохнула, но все же, надеясь на чудо, спросила:
– Мейтленд, а кто это? Он назвался? Может, предъявил визитную карточку?
Слуга покачал головой:
– Нет, мисс Фэрборн. Визитную карточку она не предъявила.
– Она?.. Так это женщина?
– Совершенно верно, мисс Фэрборн. И она сказала, что хочет показать вам кое-какие вещи, предназначенные для аукциона. Хочет, чтобы вы оценили их.
Эмма снова вздохнула, на сей раз с облегчением.
– Мейтленд, а где она?
– В саду, мисс Фэрборн. Она сказала, что предпочитает дожидаться вас там.
Эмма направилась в утреннюю гостиную, а потом к французскому окну, выходившему на заднюю террасу. Толстое стекло всегда искажало лица, находившиеся по ту сторону, но зато Эмма разглядела, что посетительница сидит на каменной скамье, возле невысокой стены.
На женщине было свободное серое платье с длинными рукавами, украшенное под грудью широким красным поясом; плечи ее были укутаны серой шалью с красными узорами, а длинные каштановые волосы ниспадали на плечи и спину по нынешней моде. Наряд довершала серая с красным шляпка-тюрбан.
