Ну зашибись, утро выдалось. Боже, да я за сутки уже начала говорить, как эти местные. Хотя с кем я успела пообщаться-то? Только с этим…
– Мажорка, зад свой подорвала и пошла в дом, пока я Борьку держу, а то он на твои красные труселя быстро применение найдёт.
– Да пошёл ты, урод, – пишу, начиная подниматься с земли. – На твои пусть лучше находит. И вообще, такую тварь нужно…
– Я сейчас не стану его держать, – рычит, снова перебивая меня, Матвей. – Ой, мать! – выкрикивает он, как только я становлюсь рядом с ним. – Ты что, всё ночь пила с мужиками? Видок у тебя, конечно, потяганный.
– Мудак, – вырывается у меня, и я бегом срываюсь в дом.
– Да, бля, Борька! Беги, Злата! – раздаётся крик в спину, а я чувствую, как земля начинает дрожать под ногами.
***
Домой явился затемно, но к соседям всё равно зашёл. И нет, не для того, чтобы ещё раз увидеть эту несносную «хорошую и воспитанную девочку», а чтобы сказать, что их водила с таким облегчением дал дёру из нашей глуши, что я даже поржал.
Как он сказал:
– Если дошла, значит, не пропадёт, а я в няньки не нанимался.
Вот тебе и воспитанная, и хорошая. Что же ты, Золотко, довела всех до того, что тебя сослали в нашу глушь?
Дядя Сава приглашал посидеть с ним в саду, но я отказался. За день вымотался так, что ни ног, ни рук не чувствую. А хотел ведь ещё поработать с конспектами да программки некоторые протестировать.
Но стоило мне искупаться, переодеться и лечь на кровать, как глаза сами закрылись, и я чуть не проспал на работу.
Утро настало слишком быстро. Выпрыгнул в окно и только двинулся к своей бочке в саду, как услышал звяканье цепи.
– Борька, зараза. Опять цепи вырвал в сарае, – возмущаясь, тихо двинулся в его сторону.
Знаю же прекрасно, что любит этот переросток яблоки соседские, но каково же сбыло тало моё удивление, когда я увидел мажорку, стоящую раком на вытянутых руках и ногах, с оттопыренной задницей в красных шортиках, и трясущимися губами шепчущую «Помогите».
Не заржал только потому, что мой бычок решил испытать на прочность её манящий зад. Но стоило Борьке двинуться в её сторону, она свалилась и начала вопить. Нельзя орать же, дура, животину напугаешь.
– Борька, зараза, – становлюсь между Златовлаской и моим красавчиком. – Мажорка, зад свой подорвала и пошла в дом, пока я Борьку держу, а то он на твои красные труселя быстро применение найдёт, – решаю сказать этой орущей, так как чувствую, что у меня сейчас на заднице трусы сгорят.
А они у меня, между прочим, самые лучшие, дышащие.
– Да пошёл ты, урод, – пищит эта воспитанная зараза. – На твои пусть лучше находит. И вообще, такую тварь нужно…
– Я сейчас не стану его держать, – перебиваю её. Но стоит только посмотреть на неё, как сдержать себя не получается: – Ой, мать! Ты что, всё ночь пила с мужиками? Видок у тебя, конечно, потяганный, – хотя я прекрасно понимаю, что Золотко просто не приспособлена к нашей жизни и ночью открыла окно без сетки.
Но я буду не я, если не начну её воспитывать прямо сейчас.
– Мудак, – обиженно вскрикивает Злата и быстро срывается в сторону дома.
Да только Борька, оказывается, против, и прощаться с нашей новой знакомой не собирается. Я не успеваю схватить его цепь, как он срывается с места и ускоряется за Златой.
– Да, бля, Борька! Беги, Злата! – кричу ей в спину.
А в следующий миг понимаю, что она бежит не к себе во двор, а ко мне. Вот же коза непонимающая.
