Дом профессорши, двухэтажный, обросший пальмами и научно-фантастическими кустами алоэ, прохладный, сиял внутри полированным деревом лестниц и стен. Обширный, он мог бы быть выбран символом американской мечты: «Вот чего вы добьетесь, если будете хорошо работать и сидеть тихо». Беседуя с гостями, чокаясь бокалом шерри со множеством некрасивых девушек, дряхлых эмигрантов и карьеристов-аспирантов славянских департментов, вступая в короткие споры и выбираясь из споров, писатель все время с удовлетворением ощупывал карман пиджака, в котором лежал чек на двести долларов.
Около полуночи гости разошлись. Несколько девушек ушли неохотно. Если бы писатель приехал один, лучшая свободная девушка на парти досталась бы ему. Такова университетская традиция, столь же древняя, как традиция потребления шерри на академических парти. Обычно университетское население бывает недовольно и глухо ропщет, если писатель является читать лекцию в сопровождении жены или подруги. Неблагодарный, привезя с собой женщину, он лишает местных их привилегии – возможности попробовать писателя на местной женщине, чтобы потом неторопливо обсуждать мужские достоинства писателя до приезда следующего лектора. Продолжительность интервала между заездами обыкновенно зависит от состояния бюджета департмента и жизненной энергии его главы.
Проводив гостей, по приглашению профессорши они разделись (профессорша первая) и спустились в джакузи. Профессорша принесла бутылку шампанского, бокалы, и они выпили в пару, сидя на горячих волнах. Там, в джакузи, писатель впервые услышал рык зверя. И зверь рычал на него.
Выпив шампанского и еще водки, Наташка вдруг вынырнула из клубов пара и, прервав дружескую похвальную речь профессорши, обращенную к гостю (в речи подчеркивались еще раз достоинства писателя), сказала хрипло:
– Все думают, читая его книги, что он хуй знает какой распрекрасный мужчина. Ха-ха, на деле же это… не так! – Издевательски выделив «ха-ха» и «не так», подлая скрылась в клубах пара и захохотала.
Писатель от неожиданности даже соскользнул с одной склизкой ступени под водой на другую – ниже и хлебнул большую порцию горячей воды. Так вдруг унизить его мужское достоинство перед другой женщиной… Как можно!
Профессорша, по возрасту Наташка годилась ей в дочки, помолчав, сказала серьезно:
– Вы не должны так говорить о человеке, которого, как я понимаю, вы любите, Наташа… – И направила разговор на соседствующую, но уже другую дорогу, заметив: – Посмотрите, какое у Эдуарда красивое тело…
– Вы его все избаловали, – продолжала упрямая дикарка, опять появившись из облаков пара, как русалка из пены морской. – Эдуард Лимонов – супермужчина! Да что Лимонов… Да он удовлетворить меня не может, ваш Лимонов, да он…
Писатель не выдержал и, сохраняя на лице вымученную улыбку, воспользовался тем, что лежал рядом с дикаркой в более затемненной части джакузи (профессорша – визави), с силой пнул дикарку ногой. От удара, хотя и смягченного толщей воды, она, очевидно, чуть отрезвела и не закончила фразу. Бог знает, что еще она собиралась сказать. Благородная профессорша, положив темные груди на воду, благородно защебетала о литературе.
Писатель не смог дольше оставаться в джакузи. Сделав вид, что ему стало плохо, он покинул дам. Надел халат отсутствующего сына профессорши и, отодвинув стеклянную дверь, вышел в усаженный кактусами двор, пересек его, мельком заметив большие кляксы звезд над садом. Вошел в дом, поднявшись на второй этаж, нашел отведенную им комнату и сел на диван.
