Анжелика рванула к выходу. На пути возникла королева, которая протянула руку с веером, чтобы преградить путь.
–Да не трогайте вы меня! – Анжелика вырвала веер из руки королевы и, переломив его, бросила на пол. – Это чтобы больше не смели меня касаться, – потом она посмотрела на застывшую от недоумения королеву. – А вы вообще какое имеете право мне препятствовать? Вы, собственно говоря, мне кто?
–Я – ваша мать!
–Кто? Мать? Кукушка ты, а не мать… – Анж прервала королеву и, оттолкнув её от себя, выбежала из зала.
–Что, что вы наделали?! – вскричал Трегир.
–Мы? – грудь герцогини вздымалась от гнева. – Это ты виноват. Ты её избаловал, ты ей всё прощаешь. Зачем надо было устраивать этот многочисленный приезд гостей? Получил награду?
Трегир рванулся было за Анжеликой, но голос отца его остановил: «Трегир, не стоит! Хоть раз послушайся меня, – Трегир остановился, повернулся лицом к отцу, говоря всем своим видом, что слушает. – Трегир, ты нашел её, когда она была ещё ребёнком. Ребёнок требует установления рамок дозволенности. Ты тогда это не сделал. Ты привёз её сюда больше двух лет назад. Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты поставил её на место? Чтобы она знала, что ей можно, а что нельзя. И ты опять меня не послушал. Чего ты добился? Кто ты для неё? Где твой авторитет? Она ещё очень молода, она может наделать глупости, но ты-то. Ты за неё несешь ответственность. Так ты её несёшь? Не из-за твоей ли безалаберности она регулярно посещает королевский совет? Не из-за твоей ли вседозволенности она умудрилась ввязать в историю, после которой её пытали? Так хоть сейчас прояви свою волю. Она должна тебе подчиниться ради её же безопасности. А теперь можешь идти. И, умоляю тебя, не давай ей понять, что ты считаешь себя виноватым. И не пытайся завтра меня обмануть. Я без труда смогу это проверить».
Королева присела на корточки, подняла разломанный веер. Этот старенький, ею лично заштопанный веер она хранила всю свою жизнь. Когда-то ей его подарила её бабушка – властная и гордая герцогиня, одна из потомков венгерских королей. Но с внучкой бабушка была очень внимательна и нежна. Она понимала, что быть среди властьимущих – это нелегко. Когда юная Елена выходила замуж за короля, который был старше её красавицы на восемнадцать лет, бабушка втайне плакала, ибо видела, какой у него нрав. Из многих девушек принц выбрал именно Елену, прельстясь скорее её красотой, чем положением. И вот сейчас этот веер, эта память о её детстве, был сломан безжалостной рукой родной дочери. Королева подняла его с ковра. Как ей хотелось плакать. Плакать, как плачут смертные, от обиды, от боли в сердце, от невысказанной материнской любви.
Принц медленно подошёл к королеве, накинул на её плечи плащ с королевской эмблемой.
–Мама... Мамочка, не надо, не переживай. Я прикажу, и тебе отремонтируют веер, – и он как-то по-отцовски обнял свою мать, которая, казалось, постарела на много лет: она сгорбилась, как будто ей на плечи положили мешок с мукой, в глазах резануло, как лезвием, и... королева поняла, что она плачет, уткнувшись в плечо своего взрослого сына.
Понимал ли Генри, или это было интуитивно, но он видел, что матери нужно было мужское плечо. Мужчина, который мог поддержать, мог подарить внимание и тепло, мужчина, который любил бы в ней женщину, а не королеву. Он знал, что именно таким мужчиной и был отец Анжелики. После того как Анжелика была похищена, королева дала слово, что не подпустит к себе ни одного мужчину до тех пор, пока её дочь будет жива. Она дала этот обет Богу, попросив взамен, чтобы к ней вернулась её дочь. И вот дочь возвращена... Но вместо радости мать получила страдание, и её израненное сердце заныло ещё больнее.
