– Под арест пойдёшь, урод! – просипел лейтенант. – А пока – марш к механикам, помогай им с трансмиссией!
– Виноват… Разрешите, я только с рацией закончу.
– Ты же лампы отдал! – изумился Андрей.
– Я старые дохлые отдал, с рации комбрига. У соседей всё равно приёмник не работает, анодной напруги нет.
– Кулибин грёбаный! – командир аж задохнулся от злости. – Марш к механикам! С рацией потом ковыряться будешь. Если никуда не поедем, на хрен не упала твоя рация!
Шурик покорно двинул к раскрытой корме танка, но при первой возможности сбежал оттуда, и вскоре командир услышал характерный вой умформера – высоковольтного преобразователя напряжения для радиостанции. Намереваясь вздрючить радиолюбителя по самые помидоры, Андрей сунулся в люк мехвода.
Шурик азартно щёлкал переключателями.
– Работает радио, товарищ гвардии лейтенант! О… кажись фрицы вещают – сдавайтесь, русские, великий фюрер обещает вам счастливую жизнь. Чо-то про нас, украинцев, эти суки молчат…
У Андрея потемнело в глазах. Если сейчас нелёгкая принесёт Волощенко или кого-то из его стукачей – не отбрешешься!
Он схватился за шлем Шурика и сдёрнул с головы, едва не свернув ремешками ларингофонов цыплячью шею ефрейтора.
– Ты у меня поагитируй, гад! Своими руками пристрелю!
– Так я же никому… Показать хотел – работает рация… На приём – точно. На передачу ещё не проверил… – Он утёр нос, запачканный маслом из танковой трансмиссии. – Вас все шпыняют, товарищ гвардии лейтенант. Зато у нас рация будет, как у людей.
Андрей вылетел из танка как пробка из бочки, оставив разнос на неопределённое будущее.
Вот так. Все его жалеют. Даже свой экипаж. Даже перезрелая медичка, осмотревшая его с ног до головы, включая причинное место, женщина вздохнула тогда, не обнаружив венерической инфекции: откуда же ей взяться у этого ребёнка. И командир батальона, и командир бригады жалели, потому что попал на карандаш особому отделу и профукал новенький танк.
Между прочим, фельдшерица не права. Был случай в детдоме. Не со старшеклассницей, конечно, что бы о них ни говорили, всё оставалось досужими сплетнями. С молоденькой учительницей музыки, у которой арестовали мужа. Не за политику, пришили какую-то очень мелкую кражу, подробности Андрей так и не узнал.
Лидия Сергеевна как-то оставила парня после уроков. Десятиклассник единственный из учеников хорошо разбирался в нотной грамоте и в сольфеджио. Та же математика, в которой он успевал лучше других, только музыкальная. Но когда школьный хор выводил песню «Весёлый ветер» из всеми любимого фильма, Андрей немилосердно фальшивил, его громкий голос перекрывал другие, более чистые голоса.
А ну-ка песню нам пропой, весёлый ветер,
Весёлый ветер, весёлый ветер!
Моря и горы ты обшарил все на свете,
И все на свете песенки слыхал…
После первого же куплета Лидия Сергеевна просила Андрея петь потише, лучше – вообще про себя, и сокрушалась, что такой звонкий тенор не украшает хор.
Перехватив в столовке, несостоявшийся Карузо кинул мешок с тетрадками Михе и потопал в спортзал, он же актовый, когда в том возникала нужда. В нём стояло единственное пианино.
Учительница сидела на стуле и задумчиво читала какую-то книгу. Андрей, глядя на неё, вдруг оробел. Сам сын гимназического педагога, в детдоме он принял общее отношение к учителям как существам особым, образованным, высоким. О какой-то фамильярности, насмешках, подначках учителя даже речи не шло. Осиротевшим подросткам и в голову не приходило шалить так, как это было в младших классах. Если бы кто-то сказал гадость учителю, виноватого вряд ли бы даже наказали, просто сочли недоумком.
