– Вот… здесь… площадка будет… Видишь? Как думаешь… для чего?
– Ммм… – задумался Костик. – Наверное – для наблюдателя?
– Нет. Не так.
– Тогда – для пулемета.
– А вот это – верно! Здесь «Максим» поставят. Штука убойная, но и возни с ним…
Выдохнув, Леонид передал лопату Косте и посмотрел на часы. Большие, с белым циферблатом, на широком коричневом ремешке:
– Еще двадцать минут работаем! Потом – перерыв.
– Лень! А в перерыв в лес можно? Ну там, грибов поискать…
– Можно, – тряхнув челкой, комсомолец рассмеялся. – Работу сделаем, можно и по грибы. Но – недолго.
Выпрыгнув из вырытого уже почти на половину окопа, Леонид направился ближе к дороге – размечать линию будущих противотанковых рвов, которые еще предстояло вырыть. Работа была тяжелая, трудная, ребята сильно уставали, но, все же были горды – их труд, наверняка, задержит врага, приближая победу. Еще повезло с начальством, Леонид оказался хорошим парнем, своим, все понимал. В лес вот, за грибами, отпустил… Другие начальники не отпускали.
На самом краю леса Костик нашел три подберезовика и один белый. Кольке Рокотову повезло больше – три белых и два подосиновика.
– Вон, смотри – лисички! – встав на старый пень, углядел Колька. – Берем!
Грибы – это хорошо, жаль только – недолго уже и до заморозков.
На западе, за дальним лесом, что-то громыхало – и это была не гроза. Артиллерийская канонада.
Затаив дыхание, ребята прислушались.
– Близко уже, – Рокотов покусал губы. – Наверное, у Липой…
– Да нет! – нерешительно возразил Костик. – Не могли враги так близко подойти.
– Подойдут – не пропустим! – спрыгнув с пня, Колька упрямо набычился. – Вон, какие рвы роем, окопы… Нет, ни за что не пройдут! Слышь, Костик…
Чуть помолчав, мальчишка оглянулся по сторонам и понизил голос:
– У нас Фищовице бабки говорят… Говорят, будто икону нашу, чудотворную, люди в небе видели! Нет, я пионер, и, конечно, ни в какого в бога не верю, ты не подумай! Понимаю, что врут, но… Икона-то наша – всей русской земле заступница.
Вскоре ребятам доверили еще одно важное дело. Направили на строительство военного аэродрома, километрах в шести от города у деревни Паголда. До войны здесь располагались колхозные поля, да и сейчас еще оставалась неубранной часть урожая. Правда, многие колоски сиротливо поникли, осунулись. Хлеба убирали, расчищали поле. Людей работало – множество, в основном женщины да подростки. Мужчин было мало, что и понятно – война. Почти все – на фронте.
Здесь оказалось куда как тяжелей, нежели на окопах. Приходилось убирать камни, расчищать полосы, таскать на носилках песок и гравий , ровнять. Было несколько тракторов, но основную работы делали вручную, тревожно прислушиваясь к артиллерийским раскатам, доносившимся с юго-западной стороны, уже совсем-совсем близко.
Работа начиналась в восемь часов утра, и, чтобы успеть выходить приходилось рано утром. На обед делали перерыв – час – выдавали по шестьсот граммов хлеба, им и перекусывали и опять – за носилки, лопаты, кирки. Усталые и голодные, ребята возвращались домой лишь к вечеру. Сил хватало лишь обраться до койки, чтобы мгновенно уснуть. Какие там игры, книги и прочие радости. Все это отняла война.
С Любкой друзья не виделись вот уже неделю, с тех пор, как работали в Паголде. Не до встреч стало, да и Люба уставала тоже – помогала в госпитале, да еще вместе со всеми копала противотанковые рвы.
