– Мне бы хотелось компенсацию за риск.
– Сколько вы желаете?
Взгляд медвежатника вильнул, зацепив в дальнем углу зала студента с гимназисткой. Широкая смугловатая ладонь парня с нежностью поглаживала белоснежные девичьи пальчики. В чем-то им следовало позавидовать.
– Я бы хотел еще столько же.
– Договорились. Но это будет после того, как вскроете банк. И больше не станем возвращаться к этому разговору. – Перевернув листок бумаги, написал несколько слов: – Будете жить по этому адресу. После дела отсидитесь в нем с недельку, а потом можете отваливать куда хотите.
Подняв листок бумаги, Макарцев внимательно прочитал адрес:
– Я не слышал такой улицы. Где она находится?
Хмыкнув, Савелий произнес:
– Вот и прекрасно, что не слышали. Находится она на самой окраине. Вы будете жить в частном доме. Хозяева съехали с год назад. Так что никто за вами следить не станет. А добраться… Скажете ямщику, он довезет. Так что жду от вас результатов, господин Макарцев. – Савелий поднял со стола шляпу. – И не советую меня дурачить. Это вам может дорого обойтись.
– Я шнифер с репутацией, – с достоинством отвечал Тимофей Макарцев. – Меня половина Москвы знает.
– Наслышан… Однако такие деньги кому угодно могут башку замутить.
Насупившись, Макарцев отвечал:
– Ко мне это не относится. Как мне вас найти, если потребуется совет?
– Связь будем держать через Анну. А пытаться разыскакивать меня самому я бы вам не рекомендовал.
Вечером Савелий Родионов встретился с Мамаем.
– Узнал, где он живет?
– Узнал, хозяин, – кивнул верный слуга. – На Острожье, у хозяйки.
– К нему кто-нибудь приходит?
– Барышня к нему приходит одна, – улыбнувшись, добавил: – Красивая. Замужем.
– Как определил? По кольцу?
– Оглядывается, хасяин, – охотно отвечал Мамай. – Окольными путями шла. А потом в двери юркнула. Так только замушжние барыщшни худеют.
– Понятно, – кивнул Савелий, – не спускай с него глаз.
– Сделаю, хозяин.
– Будь везде, где бы он ни находился. Что-то мне не все в нем нравится.
Настроение у начальника Московской сыскной полиции статского советника Григория Леонидовича Виноградова было весьма приподнятое. Впрочем, для этого наличествовали весьма серьезные основания. Во-первых, на следующий день он намеревался выйти в отпуск и уже через неделю планировал пить минеральную водичку в Баден-Бадене. Кроме воды, в курортном городке были весьма неплохие игорные заведения, и Григорий Леонидович, надеясь на слепой случай, рассчитывал поправить материальное положение. Во-вторых, после завершения курса общеукрепляющих процедур Григорий Леонидович рассчитывал прокатиться в Италию к морю.
Но самое главное, что делало его поездку особенно желанной, – за границу он намеревался отправиться в обществе молодой и очень красивой дамы, по которой уже год как сходил с ума. Звали ее баронесса фон Катрин Розен. Несмотря на звучную фамилию, в действительности она не имела никакого отношения к немецкой аристократии, и титул ей достался вместе со стареющим мужем, его немалыми капиталами, а также значительным весом в высшем прусском обществе.
До замужества Катрин Розен являлась солисткой Императорского оперного театра и была обладательницей звучного сценического псевдонима – Афелия, что впрочем, совершенно не умаляло ее внешних данных. Кроме высокого и невероятно сильного вокала, оперная дива имела стройную фигуру, горделивую осанку, которую можно выработать только изнурительными тренировками, а также точеный греческий профиль и слегка напыщенные сценические манеры. Вся эта театральная смесь подействовала на стареющего барона покрепче винного коктейля, а скоро певица настолько вскружила седую голову, что он попросил ее руки в обмен на собственное сердце.
