– А ты? Что будешь делать ты?
– После того как повидаюсь с Кактусом, собираюсь снять номер в отеле «Мэйфлауэр», – ответил Джейсон Борн.
Кулверт Парнелл, отельный магнат из Атланты, чья двадцатилетняя карьера в гостиничном бизнесе вылилась в назначение его главным смотрителем Белого дома, раздраженно швырнул трубку телефона на рычаг, одновременно делая своим похожим на каракули почерком шестую по счету заметку в деловом блокноте. Вступив в должность и тут же начав перетряску обслуживающего персонала Белого дома, Кулверт поменял сразу всю административную верхушку, состоявшую из благородных дамочек, ничего не смыслящих в политической дифференциации списков официальных приемов по форме номер 1600. После этого, ужасно удивившись и разозлившись, он обнаружил, что находится на ножах со своим первым помощником, дамой средних лет, также происходящей из благородных, закончившей один из этих пижонских западных колледжей и, что хуже всего, весьма популярной в вашингтонском высшем свете особой. Эта эксцентричная мадам вдруг решила связаться с некой труппой танцоров, ля-ля-ля, вперед-назад, и потребовала на это деньги. А они там все пляшут полуголыми или, может быть, в чем мать родила. Конечно, ей приятно лупить зенки на таких вот мужиков.
– Дерьмо собачье! – приглушенно прорычал разъяренный Кулверт, зачесывая назад обеими руками остатки волос. После этого он снова снял трубку и быстро нажал на панели четыре кнопки. – Дай-ка мне Рэдхеда, сладенькая, – промурлыкал он в трубку, утрированно преувеличивая свой джорджийский выговор.
– Да, сэр, – вежливо отозвалась секретарша. – Он на другой линии, но я вызываю его. Не вешайте трубку, мистер Парнелл.
– До чего же ты хороша, малышка, что тот персик.
– Ох, что вы, спасибо. Не вешайте трубку.
Так-то оно лучше, рассудил про себя Кулверт. Подслащенная конфетка – это не то, что постоянное гавканье. Эта сучка, его первая помощница, могла бы поучиться у него, как ей обуздать свой южный гонор. Она-то разговаривает так, будто дантисты залепили все ее долбаные зубы каким-то быстросхватывающимся цементом.
– Это ты, Кулл? – плавное течение мыслей в голове Парнелла прервал голос Рэдхеда в трубке. Кулверт, не торопясь, дописал очередную пометку в блокноте.
– Ты офигительно прав, сынок. У нас проблема с приемом этого нового французского посла! Эта мадам-фрикасе опять взялась за свое. Я уже отправил приглашения нашим ребятам с Уолл-стрит, а она сказала, что мы должны сразить французишек этим веселеньким па-де-де-кордебалетом и фигли-мигли, и добавила, что она и первая леди очень заинтересованы в том, чтобы все сошло гладко. А ты знаешь, сколько дерут наличными эти танцоры? Наши денежные мешки с ума посходили от французов, не знаю, по делу или нет, но эта шишка из Белого дома явно теперь начнет тащить их себе под бок. Каждая лягушка в Бурже будет считать, что у нее теперь есть родня в Штатах.
– Забудь про это, Кулл, – прервал его Рэдхед. – Тут, похоже, наклевывается что-то большее, чем твои танцоры, и я даже не разберу, что к чему. Какая-то дрянь.
– О чем это ты?
– Когда мы были в Сайгоне, ты слышал о чем-нибудь или о ком-нибудь по имени Снейк Леди?
– Леди с замечательными глазами. Нет, не слышал. А что такое?
– Парень, с которым я только что говорил, обещал перезвонить через пять минут. Так вот, похоже, он угрожал мне. Точно так и звучало – он грозил мне, Кулл! Он говорил о Сайгоне, подразумевая что-то ужасное, случившееся там, повторил имя Снейк Леди несколько раз и как будто ждал, что я сейчас рвану в кусты.
