Ультрафен - страница 49
– Сядь, – махнул рукой майор на стул. – Вот что, Толя, прокуратура жалуется на тебя.
– За что? – удивился Анатолий.
– Да, говорят, суешь нос в чужие дела. Это по медвытрезвителю.
– Ну, это напрасно, – усмехнулся Феоктистов.
– Учти, Анатолий, нам нет никакого резона с прокуратурой вступать в конфликт. Этого еще не хватало! Хотят сами дело крутить? – отдай. Им и карты в руки. С нас одной головной болью меньше. Согласен? – Феоктистов кивнул, но с сомнением пожал плечом. – Ну, вот и договорились. Занимайся этим… э-э… склочником. Как его там? – Побитый или Ошпаренный?
– Шпарёв.
– Вот-вот. Шпарёвым.
– Кто вам сказал, что Шпарёв склочник?
– Да я тут поговорил с его руководством. Не очень-то о нем большого мнения.
– На мнение полагаться – это ещё не основание для правового заключения. Ещё смотря, кто его выражает? Кто, если не секрет?
– Да какой тут может быть секрет? Блатштейн. Вчера мы с ним встречались.
– Хм, понятно…
– Что усмехаешься? Уж кто-кто, а он-то своих людей знает.
Прокудин, почувствовав иронию капитана, устремил на него взгляд, пытаясь уловить его недоговоренность. Но допытываться не стал.
– А по медвытрезвителю дело отдай прокуратуре. Пусть сами с ним парятся. А со Шпарёвым крути, как тебе захочется.
– Прости, Евгений Моисеич, но по медвытрезвителю дело почти закончено и отдавать готовое дело…
– Ты, Анатолий, делай то, что тебе говорят: отдай!
– А как же наши обязательства, процент раскрываемости?
Прокудин теперь более продолжительно и пристальнее посмотрел на подчиненного, но не в глаза, а в переносицу. Дважды причмокнул уголком губ.
– Анатолий Максимович, чтоб вам было понятно, разъясняю по третьему разу: с прокуратурой надо идти на компромисс. Или жертвовать делом, или она будет сидеть у нас на шее по каждому пустяку. Это же понятно и без переводчика. Поэтому давай жертвовать одним делом, чтоб потом нам не пожертвовать кем-нибудь из нас. Понял?
– Ах, даже так?
– Да, даже так. Не вступай с прокуратурой в конфликт. Это приказ!
– Ну что ж… раз приказ, отдам.
– Когда?
– Сегодня вечером или завтра утром. А кому?
– Следователю Мáлиной.
– Хорошо. Я с ней сам сейчас свяжусь.
Прокудин одобрительно кивнул.
– Могу идти?
– Нет, погоди. – Прокудин побарабанил пальцами по столу. Вначале нахмурил брови, деловито сосредоточился, поведя взгляд на телефоны. Потом, почмокав уголком губ, сказал: – Всё хочу с тобой поговорить о Михалёве, – и, не поворачивая головы, косо посмотрел на заместителя.
– Да? – удивился Анатолий. – И что вас в нём привлекло?
– Жалуются на него.
– Кто?
– Люди, – неопределенно пожал майор плечами. – Задержанные. Как он с ними себя ведёт? Хамит, кричит. Это что, Бериевские времена?
– Насколько мне известно, при нём много не кричали. При нём больше били и приводили экзекуционные мероприятия.
– Вначале тоже кричали.
– Но от крика до рук, есть моральный порог. У Миши он высок, и переступать его он никогда не будет. А то, что кричит…
– А то, что кричит?
– Ну, каждый по-своему выражает свои эмоции. И у него эта дурь напускная.
– Так, похоже, ты его действия одобряешь?
Феоктистов рассмеялся.
– Действия – да, матершинину – нет.
– Так вот, Феоктистов, с пережитками прошлого кончаем. Я этого не потерплю, – Прокудин хлопнул ладонь по столу.
– Я тоже не терплю. Но, у каждого свой метод работы.
– За этот метод он может выскочить из органов.
– Да? Уже? – Феоктистов криво усмехнулся. – Не рановато ли товарищ майор вы такими кадрами начали разбрасываться? Потерпите…