Улыбка на пол-лица - страница 12

Когда мы услышали новость о нашей отправке на острова, нашему удивлению не было предела, так как мы были одними из лучших солдат в роте, дисци- плинированных, уставных. Мы пребывали в каком-то недоумении или в состоянии шока, не знаю…

Когда огласили списки, Игорь стал внезапно хо- хотать, а Леха залился слезами. Я же не знал, как реа- гировать – плакать или смеяться. Одно было у меня в голове: мысли материализуются, и служба на остро- вах – это самая лучшая возможность проверить себя. После этого все, в том числе и офицеры, обращались с нами с какой-то непередаваемой жалостью, слов- но мы прокаженные. В итоге Леха каким-то образом слился из списков тех, кого отправляют на остров. Хитрец, как он это сделал? Это осталось для меня и Игоря полнейшей загадкой.

Наступила дождливая осень. Она ворвалась вне- запно, хотя уже сентябрь – самое время. Душные, изнуряющие потом, жаркие, солнечные дни оборва- лись мгновенно, как будто кто-то их резко выбросил, как что-то уже ненужное, отслужившее свой поло- женный срок. По вечерам шли непрерывные дожди, утром обдувало холодными ветрами.

Время тонкой струей сочилось через наши моло- дые, солдатские жизни. Оно сочилось очень медлен- но, наполненное тяжелым грузом ожидания чего-то неизведанного, наглухо спрятанного от нас. Возмож- но, печального, а, возможно, и нет… Но, если честно, хорошего никто не ждал…

Как снег на голову, пришло время отправки. Утро… Дневальный рвал глотку. Был дан приказ

на выход с вещами из здания казармы. Моменталь- но надев форму, натянув сапоги, cобрав быстренько вещмешки, мы c Игорем выбежали на плац. На плацу уже стояло ровным строем несколько сотен солдат. Их распределяли в места службы в различные горо- да. Перед зеленой толпой стояло несколько офицеров и сержантов, которые отвечали за перевозку на места службы. Своего «перевозчика» мы узнали издалека. Он выделялся из всех офицеров. На голове – старая выцветшая флоровская кепка. Короткие темно-ру- сые волосы. Лицо с длинным тонким носом и темно- зелеными смешливыми глазами выражало некий по- фигизм, словно говорило о том, что ему не терпится побыстрее с нами разобраться и поехать обратно домой.

После проверки вещмешков на наличие алюмини- евых кружек и ложек мы отправились на вокзал. Шли мы пешком, шли долго, таща двадцатикилограммо- вые коробки с сух-пайками. Такой вот своеобразный десятикилометровый марш-бросок с отягощениями. Прошли через железнодорожные пути, те самые, которые славились, как я ранее рассказывал, свои- ми несчастными кровавыми историями. Историями, как ребята различных призывов, замученные служ- бой и нерадивыми сослуживцами, сбегали через за- бор, попадали на пути и в итоге их, расчлененных, отправляли к родителям домой в заколоченных ящи- ках. И правда, пути эти располагались прямо напро- тив забора части. Когда я проходил вдоль рельсов, в моей голове рисовались страшные кровавые карти- ны, которые напомнили мне еще одну кровавую кар- тину, которая нарисовалась годом ранее. Я вспомнил сержанта, повесившегося в проеме заброшенного здания, находящегося на окраине территории части. Причина заключалась в том, что парень повесился

после того, как его бросила любимая девушка. Ранее жизнерадостный, общительный, всегда улыбающий- ся, он в один день стал замкнутым и неразговорчи- вым. Никто не знал, что произошло, все считали, что просто человек не в настроении, замучен тяжелой службой, да мало ли что… Никто не поинтересовался, что у него в голове и на сердце. Никто даже не спра- шивал, что с ним, всем было просто наплевать, пока его, двадцатилетнего парнишку, не сняли мертвого с петли…