Улыбка пересмешника - страница 31
Никому нельзя верить – вот что главное в этой жизни. Любой продаст тебя с потрохами, только дай ему кто-нибудь за это хорошую цену, а еще вернее – испугай его. За страх, за деньги, за жизнь, в конце концов, вы купите любого героя. Редко, очень редко встречается на пути человек, который за вас в огонь и в воду, жизнь за вас отдаст и денег за это не попросит. Если встретился вам такой, нужно его держаться, потому что это большая удача. Считайте, что выиграли в лотерею – один шанс на миллион. Такие люди не предают, они исключение из общего правила.
Сразу скажу, что сам-то я не такой, и слава богу. Я – из удачливых, из тех, кому подфартило купить выигрышный лотерейный билет. Только потому я и женился во второй раз.
Выигрышный мой билет – это моя вторая жена.
Когда я Вику выгонял, то сказал ей, что собираюсь жениться, и, кажется, что-то наплел про любовницу… Но это все было пустое – жениться снова я не планировал, не на того напали. С бабой в койке покувыркаться – это одно, а в свою жизнь пускать – лишнее. Покушать вкусно можно и в ресторане, в квартире домработница приберется в десять раз чище жены, а рубашки погладить – на то химчистка имеется. Так что резона заводить новую жену не было никакого, хорошо, что от старой избавился.
Но судьба распорядилась иначе.
У меня тогда в собственности было два цеха… Этот тип работал на разделке в одном из них и, по словам управляющего, неплохо справлялся. Но мне было все равно. Он мне не понравился сразу, как только я его увидел: мелкий, в оспинах, руки трясущиеся, вместо носа – пористая слива. Урод, одним словом. Еще и пьющий. Правда, все в один голос твердили, что руки у него трясутся не от пьянства, а оттого, что болеет чем-то, и на результате это не сказывается… Но посудите сами: как же не сказывается, если клешни дрожат? Сейчас не сказывается, завтра скажется. И в глазах у него было что-то нездоровое, я такие вещи нутром чую. Позже выяснилось: именно я был прав, а не они.
Уволить его просто так я не рискнул: по опыту знал, что в суде восстановят и мне же придется деньги за вынужденный прогул выплачивать. Поэтому дождался повода и все сделал честь по чести: провел медицинское освидетельствование и вручил ему трудовую. Не сам, конечно, – через юриста. Ничего личного, как говорится, – просто я считаю, что человеческому шлаку у меня делать нечего.
И ведь на следующее утро чутье меня не подвело: орало во весь голос, что не нужно в офис ехать. А я его не послушался и поехал. До конца жизни мне тот день запомнится… Как на фотографии: секретарша Нинка, виляя пухлой задницей, идет к выходу и такие взгляды бросает на Лису, что смешно становится, Лиса стоит возле окна и браслетами позвякивает, и тут из дверей выпрыгивает этот придурок. А следующий кадр – длинные Нинкины ноги, на одной чулок порван, и брызги кофе на стене.
Что самое противное-то? Не то, что мне предстояло очень быстро переселиться в мир иной, которого не существует. А что придется принять смерть от руки такого ничтожества, как то, что стояло передо мной, сжимая пушку в трясущихся руках. Вот о чем я думал, глядя на него и кляня себя за то, что не послушался внутреннего голоса.
Я и не заметил, как Лиса успела выскочить вперед, и чуть не онемел от удивления. А она знай себе стоит передо мной и твердит этому козлу, как ребенку: «Не надо, не надо…» А потом добавила: «Лучше в меня стреляй».