Закончив работу спереди, доктор откатил стол, и санитары вкатили тележки для уборки. А когда вся кровь была отмыта и мусор вынесен, они переложили Мэтта на матрас и принесли для него новую одежду. Затем, выключив свет, вышли из квартиры, закрыв за собой дверь.
1.4
Я тону в бездонной пустоте, погружаясь всё глубже и глубже. Темно, я неподвижен, хочу опуститься на самое дно. Здесь прекрасно, тихо и тепло. Обожаю такие сны. Боль ушла, сердце не бьётся, все чувства угасли, я растворяюсь в пустоте. На самом ли деле, настоящая смерть настолько прекрасна? Я не хочу возвращаться, не хочу вновь заставлять себя вставать на ноги. Я устал, устал причинять боль, устал врать себе, что мне это не нравится. А знаешь, что самое ужасное? Самое ужасное, что этот ужасный мир заслужил такого ужасного меня. Мы оба заслуживаем друг друга.
Взошло солнце. Мэттью так и остался лежать неподвижно. За время сна раны на его бледном теле прошли стадии гемостаза и воспаления и начали понемногу зарубцовываться. В комнате было тихо, лишь приглушённый шум города доносился из окон. Тишину нарушил скрип открывающейся двери и гулкие шаги. Светловолосый мужчина средних лет с гладко выбритым лицом и в начищенных до блеска ботинках уверенно шагал по коридору. Чёрные брюки и галстук, твидовый пиджак и белая рубашка. В руках по стакану с кофе, а под мышкой свежая газета.
Войдя в квартиру и увидев, что Мэтт ещё без сознания, но дышит, он прошёл к столу и поставил полный, ещё тёплый кофе, достал из подмышки газету, двумя большими глотками опустошил второй стакан и подложив под него газету поставил стакан на стол. После он вытащил из кармана две полные обоймы и засунул их в пустые футляры, лежавшие на столе. Обернувшись и снова посмотрев на все ещё неподвижного Мэтта, мужчина взял с пола высокие чёрно-белые кеды, лежавшие рядом с новой одеждой и, сев на стул, принялся их зашнуровывать.
– Ты принёс кофе?
– Ага, – продолжая шнуровать, ответил мужчина.
– Но я же не люблю кофе.
– Это я себе, одним никогда не напиваюсь.
– Джеймс, а когда ты умер?
– Сто пятьдесят один год назад.
– И сколько тебе было?
– Пятьдесят девять. От инфаркта. Почему ты спрашиваешь?
– Не знаю. Просто подумал, кажется, я никогда не спрашивал.
– Ну, спросил. Как спалось? – спросил Джеймс, поставив зашнурованные кеды.
– А что? Что-то поменялось?
– Ты мне скажи. Что-то поменялось? – произнёс Джеймс и вытащил из-за спины пистолет. – Это же твой? Знаешь где его нашли?
– Понятия не имею.
– Ты вогнал его по самую рукоять в грудь девушки. – ответил Джеймс и положил пистолет на стол.
– Тебя только это впечатлило?
– К твоим выкрутасам с топором все уже привыкли.
– Ну так что, отчитывать меня будешь?
– Отчитывать? Нет, просто хочу напомнить, что бюро не будет вечно терпеть твои выходки. Тебя отправят обратно. Ты это понимаешь?
– Говоришь так, будто мне не похуй, – Мэтт тяжело встал с матраса и прошёл в ванную.
– А что? Похуй? – спросил Джеймс.
– А что, нет? – выходя из ванной и неся в руках пинцет, ответил Мэтт.
– Что это?
– Помоги мне. – Мэтт вложил пинцет ему в руку и развернулся.
– Зашивать уже устали? – вздохнул Джеймс и вытащил одну скобу. – Вытаскивать не рано? Может завтра уберёшь?
– Нормально. Нужно освободить место под новые.
– Да ты заебал. Тебе совсем санитаров не жалко?
– Ничего не могу поделать.
– Ну да, ну да. А скобы куда?
– Ну а нахуй ты газету принёс?
