Умирая, Бог завещал мне Землю - страница 14



– Это я в бубен постучал, вот ты и попал сюда, – сказал он.

– Продай бубен, мастер, – попросил я.

– Продам, – кивнул Дима. – Только помни, что просто так в него не стучат, только с пожеланием, он так настроен, а по умолчанию дождь.

– Понял. А магазин тут есть?

– Только кафе «Снежинка», – Дима указал в сторону одинокой лампы, освещавшей сколоченные наспех столы и лавки. – Вчера открылись.

Утро я встретил в обнимку с пахнущим кедром бубном у потухшего костровища, мастера нигде не было. Я походил по берегу реки, чуть постукивая в бубен, разглядывая чудесные пейзажи и шумных туристов, забегавших по колено в ледяную воду.

Заморосил дождь. Я вспомнил предостережение мастера. Потом вспомнил, что ищу аборигенов, и с силой ритмично постучал в бубен. Поднявшись к тракту, где меня высадил таксист, я увидел, как с той стороны, навстречу, покачиваясь на лошади, поднимается узкоглазый мужик в спортивном костюме.

– Ты кто? – спросил он, когда мы сошлись. – Откуда будешь?

– Я отовсюду, я хозяин Земли, – чинно молвил я. – А ты кто?

– Я Байкал. Мои земли вверх по Большому Яломану километра за четыре отсюда, там у меня аил и баня. Хочешь попариться? Недорого, четыреста рублей за час.

– Можно, – кивнул я. – Люблю быть чистым.

Баня стояла на берегу речки. И хотя отсутствовал предбанник, зато можно было нырять чуть ли не с порога прямо в ледяной омут. Сделав несколько заходов, я попросил у Байкала попить. Он принес полную кружку арачки. Я с чувством её осушил, выдохнул и спросил:

– Ну как вы здесь?

– Идет жизнь, – кивнул Байкал.

– Хорошо!

Байкал пожаловался на сборщиков конопли, толпами одолевавших его делянки. Я рассказал о смесях трав, легальной дури, от которой сходят с ума в больших городах. Байкал сочувственно кивнул и спросил, чем я занимаюсь в городе. Я сказал, что принял большую должность и мне пора в дорогу.

– Куда ты дальше? – спросил Байкал.

– Поеду с музыкой к снежным вершинам, – сказал я первое, что пришло в голову, и трижды ударил в бубен.

Третьей машиной, которую я призывал остановиться, махая рукой, был уазик, «буханка».

– Подвезите, обогащу, – предложил я, заглядывая в салон.

Оттуда на меня посмотрела небольшая абордажная команда и втянула за руки, не успел я закончить предложение.

– Тсс, примем, как родного, – успокоили меня, лишь только я попробовал брыкаться.

Четыре барнаульских музыканта после концерта в Бийске взяли курс на Курайскую степь. Парни хотели глянуть, как тюркские каменные воины шлют привет из верхнего мира в нижний.

– Есть такой привет, – обнадежил я и рассказал о телеграмме от Бога.

Музыканты были в восторге и попросили ударить в бубен, чтобы без поломок добраться до Телецкого озера.

– Друзья, – сказал я, – музыканты, как птицы, живут подношениями свыше. У вас и без бубна будет удача, поверьте.

– Никто не сомневается, хорошему человеку Бог всегда нужный путь откроет, – поддержал разговор похожий на бывалого боцмана водитель в выцветшей тельняшке.

Отвесные скалы по краю тракта у Белого Бома напоминали нависший морской вал. Тень от машины неслась по ним, как корабль при хорошем попутном ветре.

– Идем, как на шхуне по Гольфстриму, – сказал водитель.

– Мне бы лучше Южное Пассатное, чтоб сразу через три океана, – отозвался я.

– Это чуть дальше, там, за Кош-Агачем, – смеясь, указал вперед водитель.

В Курайской степи команда «буханки» задержалась на пару дней. Музыкантов посетила идея найти заброшенные хрустальные каменоломни где-то за Красными воротами. По вечерам они пели лихие песни у костра, а утром с ясной головой рыскали по окрестностям, вызывая интерес улаганских индейцев.