По утру узницам принесли по миске каши. Осмотрительный стражник просунул алесцийке завтрак так, что она едва сможет дотянуться рукой. Но она не заинтересовалась такой возможностью, осталась на месте и прикрыла глаза. От отчаяния хотелось плакать, но устала так, что даже на слёзы не осталось сил. Она сама завела себя в ловушку, и от того на душе тошно. Герд просил её просто уплыть, но она искренне верила, что кому-то требуется её помощь, и поступила по-своему.
И проиграла.
Даже смотреть в их комнату противно. Глупые, запуганные гусыни, ни одна не пожелала рискнуть и расстаться с неволей. Им проще жаться друг к другу и тихо скулить, чем бороться за свою свободу. А за неё нужно бороться, нельзя сдаваться, нельзя покорно опускать голову. Всегда найдётся выход, нужно только ждать и видеть его, и как только дверь барака откроется, сразу действовать. Не медлить.
– Ты должна есть! – одна из них подсела к решётке и указала на остывшее варево.
Это та самая невольница, что вытолкнула её из барака, но поздно. Она самая высокая из них, стройная, толкнула с такой силой, что Аяна вылетела в дверь. Девушка молодая, темноволосая, темноглазая, со светлой кожей и длинной шеей. Она удивительно хороша, такая необычная красота, броская, яркая, даже немного грубая, но по-своему интересная и запоминающаяся. Она свободно говорит на ригоронском языке, как на родном.
– Не будешь есть, они станут бить и кормить насильно.
Алесцийка молчала. Пусть только попробуют приблизиться, она им в глотку вцепится. Они даже на цепь её посадили, так боятся.
– Не думай, что ты лучше других. Ослабеешь, им это только и нужно.
Аяна не чувствовала голода от обиды и усталости, но услышала её слова. Ей нужны силы, чтобы бороться дальше, она должна есть. Алесцийка встала, цепь не позволила ей подойти к миске, она опустилась на колени, но, всё равно, не смогла приблизиться. Девушка легла на пол и ногой подвинула к себе плошку. Темноволосая наблюдала за ней с едва заметной усмешкой.
К миске не полагалась ложка, есть пришлось руками, каша холодная и пресная. Аяна съела быстро и в ярости зашвырнула миской в решётку, чтобы вышел грохот погромче. Невольницы испуганно зашептались, Темноволосая снисходительно хмыкнула.
Только сейчас Аяна заметила, что на ней остались одежды алесцийки, все верхние вещи от Герда сбились и порвались во время пленения. С головы сорвалась парусина, волосы растрепались и теперь светлыми паклями торчали повсюду. Они тем воспользовались, удерживали её голову, когда цепляли ошейник. Она потрогала его, железо прочное, толстый обод, который не снять.
На груди осталась верёвка с мешочком и перстнем. Герд не получил заслуженную награду, и благо, если ушёл невредимым, теперь и не узнать о том. В схватке мешочек с перстнем не нашли и не сорвали. Это единственная хорошая новость, фамильный перстень всё ещё при ней, она всё ещё может вернуться домой.
– Наслышана я об алесцийках, – рассмеялась девушка. – Признаться, ты меня не разочаровала. Почему не ушла на своей лодке одна? Почему решила прийти за нами?
Аяна не хотела отвечать, нет никакого желания объяснять такие простые вещи. Ужас не в том, что Герд и эта девица правы, а в том, что представься ей ещё раз такая возможность, она снова зашла бы в тот барак и постаралась уволочь силой хотя бы двух несчастных женщин.
– Моё имя Нианна, – представилась Темноволосая. – Как твоё?
