Вечером Всеволожский совершал традиционный здесь променад отдыхающих. Глеб терпеть не мог, когда на курорте слышал слово «больной». Отдыхающие или гости курорта! Так вот, на этой главной «Карловарской авеню» не может быть больных! Люди нарядно одеваются, в атмосфере главенствуют светскость и флирт! Только если, например, в Париже авеню обсажена по сторонам деревьями, то тут, в Карловых Варах, по сторонам расположены ротондочки с источниками минеральной воды, киоски с сувенирами и крохотные бистро.
Множество прогуливающихся не очень отвлекали Глеба Сергеевича от раздумий. Аура отдохновения, фуршет на рауте «без галстуков», и вообще любой «белый» шум были ему привычны и, может быть, даже милы сердцу. В его душе светился в эти минуты фитилёк куража, что ли, лёгкой приподнятости духа, как во время лекции и в любых знаках внимания, обращённых на него, или в любых других знаках – он умел считывать именно те знаки, те вибрации, которые сейчас были ему нужны.
«Пробраться к дому её сегодня под покровом темноты?» – Он улыбнулся, вспомнив «графа Нулина». – «Нет, раннее утро подходит лучше. Всё вокруг будет в сладкой предутренней дрёме… Да, да… чуть забрезжит…»
Всеволожский зашёл в одну из ротонд, «Русалкин источник», достал из пакета любимую из коллекции курортных кружечек, которую уже несколько раз брал с собой. Это была старинная керамическая кружка с красивой надписью «Карлсбад» и незамысловатым орнаментом. Антиквар в Праге, который продал Глебу эту кружку, утверждал, что из этой (ну, или подобной) пил минеральную воду Гёте. Дома у Глеба Сергеевича были и кружки в виде колокола с богатым рельефным орнаментом, тоже антикварные, были и современные уплощённой формы, у которых полая ручка плавно переходит в носик. Более всего он дорожил (и не брал с собой в дорогу) другой «кружкой Гёте», которую приобрёл на курорте Марианске Лазне в две тысячи седьмом году. Исключительный антиквариат. Внизу надпись: «Мариенбад. Одна тысяча восемьсот девятнадцатый год». На боку кружки изображена аллегория здоровья, и знатоки утверждают, что её лицо – это лицо семнадцатилетней красавицы Ульрики, в которую в тот год был влюблён семидесятилетний гений. Он с Ульрикой отдыхал в Мариенбаде.
Глеб наклонил кружку, сделал осторожный первый глоток довольно горячей минеральной воды, как у него раздался звонок на мобильном телефоне. Звонила ассистентка Таечка. Сообщила, что зачёт прошёл на «удовлетворительно».
Таечка была девушкой тактичной, умной и доброй. Хотела жить по-настоящему – получать яркие впечатления от нового. А уж если совсем честно, то хотела, чтобы в её жизни появился человек, тоже яркий и искренний. Хотела успокоить себя, уверить, уверовать в этого человека.
Девочка из профессорской семьи, причём в третьем поколении. В своем Академгородке под Новосибирском она получила и золотую медаль, и кучу призовых мест на Всероссийских олимпиадах. Поступить в столь престижный и «блатной» вуз, как МГИМО, ей удалось лишь со второго раза, зато на бюджет. И третьекурсница в рваных джинсиках, кедах и клетчатых ковбойках, которая ездила на стареньком «Ниссане», но с огромными, жаждущими глазами и чудесными светлыми волосами, убранными косой, сразу привлекла внимание Глеба Сергеевича. А когда он перешёл на штатную ставку профессора, Тая, отличница и красавица, уже пятикурсница, попросилась к нему на диплом.
