Унесенные ветром. Том 2 - страница 72

– Я не знаю точно, сколько мне потребуется, – нехотя процедила она. – Но я хочу купить лесопилку. И по-моему, могу получить ее дешево. А потом мне потребуются два фургона и два мула. Причем два хороших мула. И еще лошадь с бричкой для моих нужд.

– Лесопилку?

– Да, и если вы одолжите мне денег, то половина доходов – ваша.

– На что мне лесопилка?

– Чтобы делать деньги! Мы сможем заработать кучу денег. А не то я могу взять у вас взаймы под проценты. Стойте, стойте, хороший процент – это сколько?

– Пятьдесят процентов считается очень неплохо.

– Пятьдесят… Да вы шутите! Перестаньте смеяться, вы, дьявол! Я говорю серьезно.

– Потому-то я и смеюсь. Интересно, понимает ли кто-нибудь, кроме меня, что происходит в этой головке, за этой обманчиво милой маской?

– А кому это интересно? Послушайте, Ретт, и скажите, кажется вам это дело выгодным или нет. Фрэнк рассказал мне, что один человек, у которого есть лесопилка недалеко от Персиковой дороги, хочет ее продать. Ему нужны наличные – и быстро. Поэтому он наверняка продаст дешево. Сейчас в округе не так много лесопилок, а люди ведь строятся… словом, мы могли бы продавать пиленый лес по баснословным ценам. И человек тот готов остаться и работать на лесопилке за жалованье… Все это Фрэнк мне рассказал. Фрэнк сам купил бы лесопилку, будь у него деньги. Я думаю, он так и собирался сделать, да только я забрала у него деньги, чтоб заплатить налог за Тару.

– Бедняга Фрэнк! Что он скажет, когда узнает, что вы купили ее прямо у него из-под носа?! И как вы объясните ему, что взяли у меня деньги взаймы – ведь это же вас скомпрометирует!

Об этом Скарлетт не подумала – все ее мысли были лишь о том, чтобы получить деньги и купить на них лесопилку.

– Но я просто не скажу ему ничего.

– Так не под кустом же вы их нашли – это-то он поймет.

– Я скажу ему… вот: я скажу ему, что продала вам свои бриллиантовые подвески. Я вам их и дам. Это будем моим обес… Ну, словом, вы понимаете, о чем я говорю.

– Я не возьму ваших подвесок.

– Но они мне не нужны. Я их не люблю. Да и вообще они не мои.

– А чьи же?

Перед ее мысленным взором снова возник удушливый жаркий полдень, глубокая тишина в Таре и вокруг – и мертвец в синей форме, распростертый на полу в холле.

– Мне их оставили… оставил один человек, который умер. Так что они, в общем-то, мои. Возьмите их. Они мне не нужны. Я предпочла бы взамен деньги.

– О господи! – теряя терпение, воскликнул он. – Да неужели вы ни о чем не можете думать, кроме денег?

– Нет, – откровенно ответила она, глядя на него в упор своими зелеными глазами. – И если бы вы прошли через то, через что прошла я, вы бы тоже ни о чем другом не думали. Я обнаружила, что деньги – самое важное на свете, и бог мне свидетель, я не желаю больше жить без них.

Ей вспомнилось жаркое солнце, мягкая красная земля, в которую она уткнулась головой, острый запах негритянского жилья за развалинами Двенадцати Дубов – вспомнилось, как сердце выстукивало: «Я никогда не буду больше голодать. Я никогда не буду больше голодать».

– И рано или поздно у меня будут деньги – будет много денег, чтоб я могла есть вдоволь, все что захочу. Чтоб не было больше у меня на столе мамалыги и сушеных бобов. И чтоб были красивые платья и все – шелковые…

– Все?

– Все, – отрезала она, даже не покраснев от его издевки. – У меня будет столько денег, сколько надо, чтобы янки никогда не могли отобрать Тару. А в Таре я настелю над домом новую крышу, и построю новый сарай, и у меня будут хорошие мулы, чтоб пахать землю, и я буду выращивать столько хлопка, сколько вам и не снилось. И Уэйд никогда не будет ни в чем нуждаться, даже не узнает, каково это жить без самого необходимого. Никогда! У него будет все на свете. И все мои родные никогда больше не будут голодать. Я это серьезно. Все – от первого до последнего слова. Вам не понять этого – вы ведь такой эгоист. Вас «саквояжники» не пытались выгнать из дома. Вы никогда не терпели ни холода, ни нужды, вам не приходилось гнуть спину, чтоб не умереть с голоду!