С этой мыслью я почувствовал непонятный пока привкус… свободы.
Это ощущение нельзя купить.
Я ехал с открытыми окнами.
Ехал, слушая простые, но сегодня почему-то умиротворяющие звуки города.
Ехал до тех пор, пока около светофора не почувствовал удар сзади.
Вот это ощущение куда хуже.
Как же так?! Ведь было так приятно, мило и спокойно.
В зеркале я увидел автомобиль, теперь неудачно встроенный в мой.
Я вышел из машины. К заднему бамперу присосался старенький «опель». Через лобовое стекло которого виднелась девица с перепуганным широким лицом, вцепившаяся двумя руками в руль.
Я стал осматривать повреждения. Бампер она вмяла основательно. Дура тупая. Хрена ты сидишь, не выходишь? Давай вытряхивайся на улицу!
Я помахал ей рукой, приглашая на свежий воздух.
Наконец она медленно вылезла из своей консервной банки. Полноватая невысокая девушка лет двадцати двух, в очках и с собранными в короткий хвост волосами.
– Здрасьте, – робко произнесла она и нерешительно подошла ближе, чтобы посмотреть на то говно, которое она мне причинила, овца.
– Здорово, здорово! Ты что там, линзы, что ли, протирала в этот момент? Или уснула?
– Я… я… мне… – мямлила она, трогая дужку очков, – нет… я просто…
Понятно, понятно, просто всё, просто – овца ты, вот и всё, что тут сложного!
– Простите, пожалуйста.
Да засунь себе свое «простите» куда-нибудь поглубже.
– У меня нет страховки, – ныла девчонка.
Ну вот, теперь еще и эта новость.
А дочери, жены и любовницы олигархов на таких дряхлых телегах не ездят. Другим же ремонт бампера моего железного корабля на колесах не по средствам.
А вдруг она химичка, оборудовавшая дома нарколабораторию!
– Ты работаешь?
– Да, я продавец в супермаркете.
Ну вот и всё. Это финиш.
– Могу отдавать из зарплаты.
Я поднял руку, выставив перед ней вертикально ладонь, показывая ей заткнуться и не нести чушь, сыпля мне соль на гениталии.
Что ты там будешь отдавать, монетки из оставленной сдачи?
– Что, очень дорого, да? – с дрожью в голосе произнесла она.
Я молчаливо покивал, продолжая смотреть не на нее, а на разбитый бампер, переваривая произошедшее.
– А что… а что же делать тогда? – лепетала она сквозь ком в горле.
Что делать, что делать! Водить надо осторожно! Овца!
– Снимай трусы, – рявкнул я.
Она оцепенела.
Ее глазенки нервно задергались за очками, фокусируясь то на моем правом глазе, то на левом, ища хоть где-нибудь спасения от такой постыдной участи.
– Я… – вырвалось у нее какое-то кряхтение.
И тут же ее лицо трагично искривилось. Из-под очков по щекам понеслись слезы. Обычные мокрые слезы, а не нефть, которую можно было бы продать и оплатить ремонт.
– Угху, угху, – хрипела она.
Может, она плачет от неверия в собственное счастье? Наконец-то трахнет кто-то.
Ты права, дуреха, не могло тебе так повезти.
– Ну всё, всё, – я подошел и обнял ее. – Я пошутил. Это же шутка такая. Конечно, шутка. Ну что ты. Успокойся. Успокойся.
Нет, мне не стало ее жалко. Может, я слегка переборщил насчет трусов, но это нестрашно, она это заслужила, будет повнимательнее в следующий раз. Однако и мой автомобиль я тоже не жалел.
В этот момент я почувствовал, что внутри, и даже не где-то глубоко, мне абсолютно плевать на повреждение машины.
Железо. Всего лишь железо.
Никакая это не скорость. Никакой это не престиж. Никак это меня не дополняет. И ничего обо мне не говорит.
Случись это вчера, я бы расстроился минимум на неделю. Я бы, возможно, не сдержался и так наорал на эту дуру, что у нее очки б треснули.
