Университет - страница 20
Возможно, именно поэтому изменились его научные интересы, и теперь он предпочитает читать и преподавать хоррор и фэнтези, а не Джейн Остин и Джона Милтона. Хоррор казался ему более разумным, значительным и больше связанным с реальными людьми и настоящей жизнью.
Йен вернулся в гостиную и проверил автоответчик. Лампочка на нем мигала. Он получил два сообщения.
Перемотав пленку, Эмерсон прослушал их. Первое обрадовало его. Оно было от Филлипа Эммонса, его бывшего и самого творческого студента, единственного, кто смог стать кем-то в литературном мире. У Филлипа всегда был талант – он даже оплатил себе учебу в выпускных классах, публикуя порнографические рассказы в журналах, которые на эзоповом языке называют «мужскими». Но во всю силу его талант развернулся лишь после того, как он закончил учебу, после того, как избавился от ограничивающей его педантичности кафедры английского языка, близорукие члены которой из лучших побуждений держали его в жестких рамках.
Сейчас Филлип был в городе и хотел встретиться. Он оставил название гостиницы и свой номер.
Второе послание было от Элинор, нынешней «девушки» Йена, если ее можно было так назвать, и оно его сильно огорчило. У них была предварительная договоренность пообедать в пятницу, и вот теперь она предлагала отложить встречу. Что-то у нее там случилось…
Несколько мгновений Йен стоял неподвижно. Неожиданно ему захотелось компании. Глубоко вздохнув, он поднял трубку и набрал номер Бакли Френча, своего единственного друга на кафедре и одного из его немногих неженатых друзей.
Бакли ответил в своей обычной манере:
– И что?
Услышав его голос, Йен сразу почувствовал себя лучше.
– Это я. Почему бы тебе не приехать?
– Только не это, – простонал Бакли. – У меня завтра лекция в семь утра.
– Да ладно тебе.
– Воюешь с призраками?
– Ага, – признался Йен.
– Сейчас буду.
Бакли неожиданно разъединился, и Йен какое-то время слушал короткие гудки в трубке. Он собирался провести вечер за чтением диссертации, переданной ему Гиффордом, но, успев просмотреть ее во время ленча и перерыва, понял, что читать это будет непросто, несмотря на тему и на то, как он ее получил. Кроме того, сегодня тот день, когда ему необходима компания. А диссертацию он успеет прочитать завтра.
Бакли появился минут через десять – визг тормозов его старого «Тандербёрда» был настолько громким, что перекрыл звуки телевизора. Йен встал, выключил ящик, но Бакли уже без стука открыл дверь и вошел с громадным пакетом картофельных чипсов в одной руке и двумя видеокассетами в другой.
– Я здесь! – сообщил он, закрывая входную дверь, нажав на нее пятой точкой. – Принес чипсы и порнуху. – Прошел в гостиную и бросил пакет с чипсами на кофейный столик. После этого показал кассеты. – У нас есть «Милашка из Гонконга» и «Куколки из страны Мальчиков». Выбирай. – Френч расплылся в улыбке. – Если и это тебя не развеселит, то ты безнадежен.
Бакли был профессором и известным специалистом по Чосеру, но, выйдя за дверь аудитории, он превращался в вечного подростка-переростка. Ростом в шесть футов пять дюймов[17] и весом в двести пятьдесят фунтов[18], он обладал мальчишеской физиономией и в одежде предпочитал затертые джинсы и майки с нецензурными лозунгами. А еще у него был такой громкий голос, что он легко перекрывал разговоры на задних рядах в аудитории, и привычка использовать такие выражения, с которыми Йену до этого не приходилось встречаться. Его неакадемические интересы включали в себя любовь к дешевым непристойным ужастикам, которую разделял и Йен. Когда пять лет назад Бакли пришел на кафедру, они мгновенно нашли друг друга.