– Немедленно прекрати! – приказала Фэйт.
Пуговица на джинсах расстегнулась, и рука проникла внутрь, под джинсы и трусики; грубые пальцы стали тереть ее лобок. Фэйт сопротивлялась, стучала по руке, которая прижимала ее к сиденью, царапала другую ногтями.
– Ты же знаешь, что тебе понравится, – сказал Джон.
Фэйт совсем не возбудилась – она была испугана, и влагалище у нее было совсем сухим. Девушка вскрикнула от боли, когда Джон засунул в него свой палец.
Она впилась зубами в его руку. Он мгновенно отдернул ее и закричал. Только увидев следы своих зубов и кровь, Фэйт поняла, насколько сильно укусила его.
Хотя ее это совсем не волновало – она просто была благодарна за это открывшееся окно возможности. Мгновенно распахнула дверь и неловко выбралась из машины.
– Сука фригидная! – крикнул Джон ей вслед. – Гребаная фригидная сука!
Ей захотелось ответить ему, плюнуть в него, ударить по его гребаным яйцам, но она как можно быстрее вытащила ключи, дрожащими руками открыла машину и, забравшись внутрь, заперла все двери. И не стала смотреть, преследует ли он ее, а завела машину и отъехала.
Спустя полчаса, добравшись до дому и остановив машину, Фэйт все еще тряслась.
– Ну, как ты? – спросила Синди.
Рили попытался подвигать руками и ногами, но это ему не удалось.
– Кажется, отлично.
– Хорошо, – сказала девушка.
И начала раздеваться.
Он наблюдал, как она медленно сняла туфли, чулки, рубашку, брюки, и его член с каждой снятой вещью становился все тверже.
Все началось совершенно невинно. Они вместе посещали семинар доктора Эмерсона по литературному творчеству, сидели через два места друг от друга, и вначале он ее даже не заметил. Синди была первой, кто добровольно согласился, чтобы остальные студенты разобрали ее работы, и профессор попросил ее сделать копии ее пьес, или стихов, или коротких рассказов и раздать их другим ученикам.
И на следующем занятии она ходила по рядам и раздавала скрепленные степлером листки со стихами. Подойдя к его парте, на мгновение замешкалась и достала копию с самого низа пачки. Когда она передавала ему копию, ее руки дрожали. После этого Синди быстро перешла к студенту, сидевшему за ним, а он взглянул на лист у себя в руках.
«Ты меня заинтересовал, – было написано на нем девичьим почерком. – Позвони мне по номеру 555–9087. Синди».
Заинтересовал?
Рили сложил листок и посмотрел на нее. Она даже близко не напоминала девушку с обложки, но было в ней что-то от светловолосой девчонки с соседнего двора, и это ему явно понравилось. Синди взглянула на него, заметила, что он смотрит, и покраснела.
Рили перечитал записку. Какая глупость… Как в выпускном классе. И в то же время эта записка ему польстила.
В классе все они вслух разобрали ее поэзию, и большинство нашло ее эмоционально правдивой, а доктор Эмерсон попросил всех записать комментарии на своих копиях и вернуть их Синди.
Рили написал всего шесть слов: «Я тоже хочу встретиться с тобой».
В тот же вечер он позвонил ей, и они почти три часа проговорили по телефону, успев обсудить все на свете: его кошмарное детство и ее счастливое детство, его прошлых девочек и ее прошлых мальчиков, общие интересы и планы на будущее. У них оказалось не так уж много общего, но это почему-то было не важно, и они договорились встретиться в субботу.
Свидание удалось. Они даже позволили себе кое-что: поцелуйчики, обнимашки, касания в интимных местах, – и в понедельник, когда он проходил мимо нее, направляясь на свое место, Синди протянула ему еще одну записку. Рили открыл ее, сев за стол.
