К моему удивлению, латиняне о философе Платоне никогда не слышали, искренне считают самым главным древним мудрецом Аристотеля, поэтому речи Плифона сопровождают восторженными овациями и ходят за ним по Ферраре толпой.
С Гемистом я подружился сам того не предполагая. Я посещал каждый его театр и, как человек скромный, помалкивал в тряпочку, внимая чужой мудрости. В тот раз Плифон рассуждал о месте Пелопоннеса в человеческой истории. Тема ему чрезвычайно близкая, Плифон давно живёт в деспотате Морея, в городе Мистра, который выстроен на развалинах древней Спарты. Из Царьграда его изгнали лет двадцать назад, когда отцу нынешнего императора Мануилу он написал письмо с предложением ликвидировать монастыри и назвал монахов трутнями на теле больного государства.
Театр происходил за городом, на берегу мутноватой от ила речушки, был ясный солнечный день, до того мы с Афанасием распили кувшин вина, закусив отменным куском сыра, который притащила очередная его деваха. Сквозь полудрёму слова Плифона хорошо ложились на душу.
– Хвала императору Палеологу за то, что он восстановил укрепления на Истмийском перешейке, – говорил Плифон. – Ведь именно здесь пролегла та черта, где эллины остановили армуздян персов. Это как бы водораздел между миром варварским и миром культурным, между миром государства Ликурга и неистовством азиатской дикости, где один повелитель, а остальные рабы. Из Пелопоннеса пришли в Италию древние спартанцы, под именем сабинян соединились с латинами и основали Рим. Ведь кто есть турки-османы, как не потомки парасомонов, которых когда-то в Азии изничтожил Александр Великий. Движимые старой и незабытой местью, они алчут нашего падения…
«Ну, пожалуй, про османов это он заливает», – подумал я, взял да и поднял руку, что означало – прошу слова. Афанасий только крякнул как утка.
– Уважаемый ритор! – сказал я. – Твоя мудрость не вызывает сомнений, но я не встречал у Фукидида, Ксенофонта, Плутарха и Страбона упоминаний о паросомонах. Даже если они существовали и являются предками османов, то зачем столько столетий надо было ждать возмездия? Они могли прийти с аварами или уграми, которые из тех же азиатских краев. Также я не вполне понимаю, как древние спартанцы могли оказаться в Италии и зачем им нужно было называть себя сабинянами? Мне кажется, у спартанцев и дома забот хватало.
Тут публика зашикала и освистала меня, я сел обратно на траву, опозоренный. После окончания театра подошёл человек и сказал, что Плифон хочет поговорить со мной. «Чего ты полез! – тихонько проворчал Афанасий. – Скажут, чтобы больше не приходили. Вот обидно будет».
Плифон сидел на небольшом коврике и перекусывал лепешкой с заячьим паштетом.
– Какие похвальные знания для столь юного создания, – сказал Плифон с очевидной издёвкой. – Нам, старикашкам, можно спокойно помирать. Новый Плутарх явился на италийских берегах.
Я покраснел как варёный рак.
– Из каких краев будешь?
– Из Руси, – ответил я.
– Литовской или Московской? – оживился Плифон.
– Московит.
– Много раз хотел побывать, – задорно засмеялся Плифон. – Но уж больно холодно у вас. Твоя мать понтийская гречанка?
– Точно, – удивился я. – Неужели по речи так заметно?
– Заметно, – снова засмеялся Плифон. – Поживешь с моё, многое будешь замечать. Я решил завершить один трактат, недописанный великим Федором Метохитом. Ты слышал об этом человеке?
