Мировое развитие все более стало заходить в тупик, требуя не просто дополнительных инноваций в рамках финансового сопровождения воспроизводственного процесса, а существенных качественных перемен, радикальных обновлений всех основных линий социально-экономического развития. Период блужданий и отклонений может быть ad infinitum6, если сохраняется неимперативность, которая препятствует прогрессивным преобразованиям и прогрессу в целом.
Под императивами управления финансовыми рисками подразумеваются категорические, безусловные, непреложные требования, или абсолюты, диктуемые объективными экономическими законами и противоречиями применительно к определенной конкретно-исторической ситуации той или иной страны. Будучи закономерными и абсолютными по своей природе, императивы7 неотвратимы, обязательны и неукоснительны. Какой бы то ни было компромисс с ними невозможен; они либо всецело и безоговорочно выполняются, и тогда общество движется по восходящей спирали, либо игнорируются – и вместо прогресса оно испытывает стагнацию, регресс.
Крах либеральных реформ был изначально предрешен, о чем многие исследователи из разных стран, включая Россию, убедительно и аргументированно предупреждали еще на рубеже 1980–1990-х гг. Отделение экономики, финансовой политики от обязательств государства (разгосударствление) ad oculos8 заменило проблему развития проблемой выживания, предотвращения самоуничтожения финансовой системы. Ни либерализация, ни приватизация не могли быть и не являлись императивами развития, поскольку не определяли вектор производства и потребления в стране. Его пересмотр действительно требовался, и на нем активно настаивали те, кто отчетливо различал инфляционный и затратный характер хозрасчетной экономической модели, созданной в 1950–1960-е гг. и настроенной на показатели ложной, фиктивной стоимости, а не подлинное производство и потребление. Именно системнопорождающие факторы позволяют наиболее полно раскрыть сущность кредита и денег, выявить параметры сопряженности денежно-кредитной политики и банковской политики, построить аксиоматическую модель этих политик.
При рассмотрении диалектики настоящего и будущего, при определении путей будущего общественного и геополитического развития в XXI в. часто не учитывают важный фактор современной ситуации в мире и в России. Анализируемые альтернативы предстоящего общественного развития берутся только из нынешней современной «данности», т. е. из того, что уже есть и что сложилось якобы окончательно и бесповоротно: в целом западного, в том числе конкретно американского, варианта; восточно-азиатского варианта, конкретно китайского или японского; собственного российского варианта и других. Особенности экономического развития требуют выявления и учета специфики механизмов наследования и изменчивости, но не слепого копирования. Генетической модели управления финансовыми рисками посвящена отдельная глава.
Недавно еще в качестве образца для подражания МВФ преподносил опыт Аргентины. Отечественным реформаторам должно быть памятно, как навязчиво рекламировали в 1998 г. «аргентинскую модель», как призывали подчинить рубль доллару («валютному управлению»).
Еще один показательный пример связан с Мексикой. Исполнилось десять лет, как страна вступила в североамериканский союз свободной торговли. Либерализация свелась к полной потере валютного и банковского суверенитета, за исключением одного: все мексиканские банки попали под контроль американских. Интеграции на манер европейской не существует на самом деле. Нет единой валюты, нет общего – безвизового и беспошлинного – рынка рабочей силы, товаров и капиталов, нет союзной системы государственного регулирования. Мексика «обрела» свободу отдавать производимые материальные блага, а США – получать их. Либерализация привела здесь, как и везде, к односторонней выгоде США, т. е. стала инструментом однополюсной глобализации.
