- Я сам не в восторге от этой идеи. Но тут все средства хороши, не обессудь… - продолжил этот типа продуманный босс, невесть зачем подступая ближе.
Я перехватила его решительный взгляд, возмущенно встрепенулась:
- В смысле, не обессудь? Что значит…
В ответ меня весьма однозначно прижали к стене. Уверенно так, по-мужски. Опалили дыханием скулу, попутно сжимая ручищами талию, через пуховик, но чувствительно крепко и… всего за мгновение до того, как инициатор поползновений встретился с моей коленкой, в холле дома раздалось:
- Константин Игоревич? - Голос был женский, звенящий смущением. – Извините, но вам звонок от представителя «Града», вы просили немедленно о нем сообщить.
- Да, спасибо, - ответил он, выдохнув мне в крепко сжатые губы и прищурился. Мы мерились взглядами, в его глазах читался интерес. Как у ребенка, встретившего забавную букашку. В моих плескался гнев, как у божьей коровки, которая только с виду прелесть-букашка, а по факту - хищник, готовый укусить.
- Вы ответите? – позвала, видимо, помощница.
- Секунду, - сказал Сыч, скорее мне, чем ей.
- Поняла.
Девушка бесшумно удалилась, мы остались стоять. Вернее, он стоять, я противостоять. Целовать меня или делать вид, что целует, Сыч больше не пытался, но и не отпускал. А потому назревал вполне адекватный вопрос на тему «Что дальше?»
- Я не знаю, - бесхитростно ответил свин, устроивший ловушку. – Но на твоем месте я бы не спешил увольняться. Хоть немного будешь под присмотром.
- То есть?
Мне не ответили, но открыли дверь, выпуская на свободу.
Что чувствует приманка, дважды сменившая крючок? Она чувствует, что лучше сдохнуть до того, как приплывет большая рыба. Тем более после слов «Хоть немного будешь под присмотром». Ага, поплавок покажет, как меня сожрут, а они на круги по воде посмотрят, послушают тишину. Идеальная постанова. И выгодная вместе с тем, ведь никто букашке не заплатит, не возместит ущерб, не покроет похоронные расходы.
Я шагнула к двери, и тут мысль что меня уже втянули в игру без жалости, совести и спроса, заставила остановиться. Но если действительно втянули, то могли бы уже и заплатить, а не использовать втихую. Верно?
Обернулась, открыла рот, чтобы озадачить Сыча этим вопросом, и услышала:
- Встретимся завтра в 20:00 в моей квартире без кота. Не опаздывай.
Напрочь не помню, как я спустилась по ступеням, пересекла двор и попрощалась с охраной, зато в деталях запомнила, как ехала назад. Все кубики на обшивке сидения в автобусе, все строчки на подголовнике следующего кресла, все точечки грязи на стекле, запах лимона от освежителя, запах сигарет от соседа по креслу, кряхтение пекинеса в переноске и тихий рык пассажира в куртке с затертой надписью «BigBoss», которому кто-то выносил мозг по телефону.
Странное состояние. Я цеплялась за мир, фокусировалась на незначительных деталях, словно боялась потерять с ним связь. И это наводило на две мысли. Первая - меня ждут перемены, вторая- ни черта я с ними сделать не могу, и потому воспринимаю как опасность, причем большую. А что я делаю, когда чувствую опасность? Правильный ответ – бегу. И чем дальше, тем лучше.
Плевать на выгоду и возможные плюшки! Если моя интеллигентная интуиция орет благим матом, к ней стоит прислушаться.
Прибыв на место работы, я под недоумевающими взглядами не успевших стать родными коллег сдала инструментарий. Закрыла старые обмеры, открестилась от новых и тихо свалила в закат. Если вчера я расстроилась, что не успела занести трудовую кадровику, то сегодня - тихо радовалась, что не оставила своих документов. Выкинув симку от телефона, я на всякий случай отрубила его от сети. Далее совершила две пересадки в метро и, вернувшись на новую съемную квартиру, начала сбор вещей. Адреналин все еще подстегивал действовать быстро, но запас энергии уже иссяк. Мне не стоило морить себя диетой на завтрак и уж точно не следовало пропускать обед.
