Если говорить по-простому, мозги давно уничтожены прионом, а тело живет в режиме овоща и может так существовать еще десятки лет. Я никогда не понимал, зачем врачи лечат больных коровьим бешенством, по-моему, лучше сразу умереть, чем долгие годы существовать бестолковым и беспомощным бараном.
Итак, три года назад Юлия Георгиевна купила на рынке, а может, и в супермаркете, кусок зараженной говядины. Дочка, очевидно, дома не ужинала, а вот папа с мамой с удовольствием полакомились натуральным мясом. Возможно, это был бифштекс, а может быть, котлеты, теперь это совершенно не важно. Важно то, что через неделю папа умер очень неприятной смертью, а маму врачи сумели спасти. Ну это они считают, что сумели спасти, по-моему, лучше бы не спасали, а сама Юлия Георгиевна уже три года ничего не считает, потому что физически не способна что-либо считать. Через два месяца дочка сделала себе обратимую стерильность в маленькой частной клинике. Я готов поспорить на что угодно, что к этому времени она уже трудилась в борделе.
Ну и что мне делать со всем этим? Я подумал, что настало время сотворить что-нибудь хорошее. Позавчера я размышлял, чем могу быть полезен в народном хозяйстве, почему бы не попробовать свои силы здесь и сейчас? Я мысленно обратился к тому, что живет в центре моего мозга, и потребовал, чтобы Маринкина мама была здорова. Потом вспомнил многочисленные сказки про исполнение желаний и поспешно добавил: без значительных побочных эффектов.
Я вышел из сети и вошел в нее снова, на этот раз как обычный рядовой пользователь, отключив свои необычные способности. Я написал Маринке короткое письмо, в котором извинился за произошедшее сегодня. Подумал, не стоит ли написать, что я, кажется, влюбился, но решил, что еще не время. Сначала надо разобраться в своих чувствах.
Ответ пришел через считаные минуты. Мои извинения были приняты, Маринка на меня больше не злится и вообще считает, что вела себя как дура. Короче говоря, инцидент исчерпан.
* * *
Те две пары, что были в четверг, упоминания не заслуживают, ибо на них не произошло абсолютно ничего интересного.
В перерыве я подошел к Маринке и еще раз извинился, на этот раз устно. Она приняла мои извинения, но выглядела при этом непривычно задумчиво, даже немного подавленно. Я спросил, что с ней случилось, она сказала, что ничего. Потом, подумав и, помолчав, она предложила сходить после занятий в беседку. Я согласился.
По дороге в беседку Маринка купила пол-литра джин-тоника. Я удивился. В принципе в беседку не запрещается приходить со своей выпивкой, но это считается очень дурным тоном. И то, что она выбрала джин-тоник… я не ожидал этого от нее. Маринка не похожа на девушек, которые любят джин-тоник, она не злоупотребляет косметикой, не носит одежду попугайской расцветки, и в ее глазах виден нормальный человеческий интеллект.
Я взял себе кружку «Мадам Бочкиной» и пачку фисташек. Хотел было угостить Маринку эмэндэмсами, но она отказалась. Мы сели за столик, и воцарилось неловкое молчание, как в тот воскресный день, когда мы сидели за пивом и не знали, как предложить друг другу переместиться в постель, не показавшись при этом персонажами неприличного анекдота. Господи, с тех пор прошло всего четыре дня, невозможно поверить!
Маринка достала из кармана пачку «Marlboro lights» и закурила, я и не знал, что она курит. Она сделала пару затяжек и начала говорить, часто прерываясь, чтобы затянуться или отхлебнуть из банки. Пока она говорила, она успела выкурить две сигареты, а ее банка джин-тоника совершенно опустела. Я дернулся было, чтобы купить ей пива, но передумал. Меня заворожила ее речь, раньше я думал, что так говорят только в женских романах. Но, оказывается, такое бывает и в жизни, причем выглядит это не так пошло, как могло бы показаться. Итак, Маринка начала говорить:
