Ураган мысли - страница 26

– Не знаю, от чего я плакала, от радости или от ужаса. Скорее от радости, однозначно от радости, но все равно… знаешь, это как будто покойник воскрес… Она ничего не помнит, совсем ничего. Задала вопрос, нашла ли я, что поесть, а я спросила «когда?» А она спросила, сколько времени она провела без сознания, а я ответила, что три года. Потом она долго молчала, а потом посетовала, что не может связаться с папой. Я сказала, что он умер, она спросила, отчего, а я объяснила, что от коровьего бешенства. Мама опять надолго замолчала, я ждала, что на ее глазах появятся слезы, но она не заплакала. Лучше бы заплакала.

Потом мы говорили с ней целый час. Я рассказывала, как прожила это время, а она молчала почти все время, и я чувствовала – так молчат, когда готовы выхватить нож и кого-нибудь убить. Оказывается, Борман кинул меня с квартирой – папа купил ее на собственные деньги, и вообще, мама сказала, что семья помогает только тогда, когда бандитам от помощи получается выгода. Я не поняла, в чем выгода для семьи от того, что они меня бесплатно кормили и всячески обо мне заботились, а она сказала, что, если бы обо мне не заботились, быки стали бы думать, что, если они умрут, с их детьми будет то же самое, а для семьи нехорошо, когда быки так думают. Потом мама спросила, не пытались ли меня посадить на иглу, а я сказала, что нет, только один раз одна девочка предложила мне уколоться, я укололась, мне стало нехорошо, после чего Карабас-Барабас эту девчонку потом побил. Мама сказала «ну-ну», и мне стало страшно. Я поняла, что это вполне в стиле Бормана – вначале всячески помогать, а потом представить дело так, будто он помогал и заботился, а бедная девочка совсем ополоумела от горя, начала колоться, вы же понимаете, такое горе, извините, братья, не уследил. И все довольны, авторитет крестного отца на недосягаемой высоте, а меня сдают в бордель – ну вы же понимаете, братья, она теперь конченый человек, пусть хотя бы пользу приносит. Через пару лет я умираю, а еще через год обо мне все забывают. И все довольны. У семьи появилась на халяву новая квартира, Борман всем показал, какой он добрый и человечный, братья гордятся тем, что в нашей семье детей не бросают в беде, все замечательно. Вот только я на иглу не села. Чисто случайно, из-за нелепой случайности, которую нельзя было предусмотреть. Тогда Борман поселил меня в борделе, да, конечно, мне выделили особую комнату, но не нужно быть гением, чтобы понять, что случится в этом случае с одинокой сопливой девчонкой. А моих подруг наверняка проинструктировали, чтобы обращались со мной хорошо и не обижали. Вот так – и волки сыты, и овцы целы. Общечеловеческие ценности соблюдены, а семья получила в доход еще одну квартиру и еще одну проститутку. Хороший аналитик извлекает пользу из самых неудачных обстоятельств, а Борман – очень хороший аналитик.

Мама очень печальна, зла и испугана. Она очень любила папу и не может поверить, что он умер, еще не до конца все осознала, а когда поймет, ей будет очень тяжело. Но пока мы говорили, она почти не думала о папе, она думала обо мне. Ее так сильно потрясло, чем я теперь занимаюсь… Оказывается, она тоже была проституткой, с моим папой они познакомились в постели, у них был субботник, а папа тогда работал в террор-группе, это потом, когда я уже родилась, он ушел в охрану. Папа тогда поссорился с Борманом, сказал, что не будет заниматься убийствами, потому что это отвратительно. Борман сказал: «Раньше тебе это не было отвратительно», а папа ответил, что раньше у него не было жены и дочери. Борман сказал: «Зря я отдал тебе эту шлюху», а папа взорвался: «Не смей называть мою жену шлюхой!», и Борман извинился, но обиделся. Но его обида была не сильной, если бы Борман обиделся всерьез, папу бы убили менты, а потом к нам пришел бы начальник ментовки, извинился и принес бы за кормильца штраф. А так папа стал работать рядовым охранником, и денег он приносил теперь в три раза меньше, а в остальном все было нормально.