УРАНЕSSАТЬ. Слоеный пирог российского общества - страница 6

– Это у нас как бы даже и не колония, а интернат закрытого типа, – дает полковник свое видение вверенного ему мира. – А после они куда выходят? Здесь они сыты, обуты, одеты, под присмотром, не пьют, не курят, про наркотики и речи нет. А там, у вас, на воле, что вы им приготовили? Кто у вас там будет о них заботиться?

Это может показаться странным, но для кого—то из детей попасть на зону – это просто счастливый билет.

– Первые месяцы наесться не могут! Многие тем, что сели, спасли свое здоровье и свою жизнь. Просто повезло девочкам… – рассуждают тюремщики. – Детдомовские у замполита на особом учете. Мы их сами подпитываем. Зубную пасту надо? Конвертик надо дать? Мыла надо? Да не только хозяйственного, а иногда и душистого хочется! А сирот тут сколько? 165 из почти 500 воспитанниц.

Вообще полковник – просто железный человек, который не боится ничего и ставит перед собой задачи совершенно наполеоновские.

Вот, например, такую ставит он задачу:

– Мы их тут так стараемся воспитывать, чтоб они могли положительно влиять на взрослых, которых встретят после освобождения.

Ну, как вам? Впору перед полковником Ананьевым снять шляпу.

Странно: попав на зону, люди набрасываются на книги. Тут 300 активных читательниц, это из 500—то человек! Ничего удивительного. Так мы копим детективы и после их читаем в экзотической обстановке, валяясь на пляже. Вот и они так на зоне, библиотекарша рассказывала, тоже всякую фигню читают: те же самые детективы, да еще, само собой, дамские романы и либретто мыльных опер, – им нравится красивая жизнь и романтические отношения. Хотя и про этику с психологией тоже любят, и кулинарные книжки хорошо идут: тут модно рецепты списывать в тетрадки. Или вовсе вырезать – так что листы при возврате пересчитывают. Кроме рецептов, Герцена берут, Достоевского, «Преступление и наказание» какое—нибудь. Не из тяги к классике, не в поисках надуманных ответов – а просто это ж в школьной программе, и экзамены будут в зоновской школе.

Книг тут 12 000 томов. На любую статью хватит! В смысле – статью УК. Даже за максимальный срок столько тяжело осилить. Он и пролетит быстрей, когда легенькими текстами забьешь голову и отвлечешься от постылой реальности. А с настоящими нужными книгами – беда. Про что это я? Да про учебник, каким бы он ни был, литературы для 11 класса. Один он тут на всех. Выпускницы приходят перед экзаменами и переписывают от руки.

Библиотекарша оправдывается:

– И учительница у нас малообеспеченная, у нее только один учебник – для себя…

Еще о литературе. Тут не только читают, но и пишут. С некоторых пор зечки стали писать извинительные письма потерпевшим. Пишут жертве, а если жертву они же сами и убили, то тогда родственникам покойников.

– Странно как—то, а? – сомневаюсь я.

– Зачастую это искренне, – уверяет меня полковник. – Поскольку, когда сам читаешь, то просто подступает.

Так хороши ли такие письма, правильны ли? Небось администрация сама и придумала их писать, и заставила детей? Может, и так. Но вполне может оказаться, да иногда буквально так и выходит, что с ребенком именно на зоне в первый раз поговорили по—людски и объяснили, что в жизни хорошо и что плохо. И теперь этот запоздалый упрощенный урок закрепили письменно для лучшего усвоения…

РАДОСТИ

А они тут вообще бывают, на зоне—то? Да, конечно. Взять хоть день рождения. Имениннице вообще разрешают такую вольность, такую роскошь, как макияж. Такой подарок судьбы: можно накраситься! В столовой весь отряд стоя поздравляет подругу и говорит ей приятные слова. А в клубе день именинника – каждое воскресенье. Там уж и вовсе самодеятельность выступает в честь виновников торжества. А однажды даже курсанты из десантного приезжали. И дискотека была! Или так: если у зечки кто—то умер в семье, то ей дают отпуск. Не в том смысле, что она поедет на родину на похороны, нет. Просто на три дня от человека все отстанут, и никто его не будет ни в швейный цех слать, ни на уборку овощей, ни на построение.