Курт улыбался, понимая, что после таких его слов я уж точно не смогу отказать ему в крове и кружке горячей ароматной чаги. Мы поднялись с бревна, отвернулись от стены Темноты так естественно, словно она была чем-то обычным, вроде поля или далёкого горизонта, за которым по вечерам прячется солнце, удалились от Реки, прошли сквозь полосу Леса, некоторое время молча шагали по Дороге, которую Курт считал древнеримской, в сторону Библиотеки, пока не открыли скрипучую калитку, не прошли палисадник с кустами смородины и малины, с кряжистыми яблонями, и не остановились у моего Дома.
Курт развел руками и очень театрально процитировал строчки из какого-то стихотворения:
– Был домик в три оконца в такой окрашен цвет, что даже в спектре солнца такого цвета нет!
Я, конечно, и сам был в восторге от своего Дома и палисадника, но всё же удивился и обрадовался чувствам, которые он вызвал в другом человеке – давно уже ко мне сюда никто не заглядывал, тем более так не восхищался. Совершенной неожиданностью стали для меня яркие эмоции Курта. Он суетливо прохаживался по участку вокруг Дома, как-то нелепо притопывая, взмахивая руками и внимательно всё осматривая: трогал стволы яблонь, щупал листики, гладил вагонку, окрашенную в бирюзовый цвет, которой был обшит дом, заглядывал в окна, не видя за ними ничего, потому что они были зашторены, особое внимание уделил колодцу, расположенному между яблонями, постоял под покатой крышей, оглядел колодезный сруб, открыл створки крышки, заглянул вниз, снял ведро с крюка, осторожно придерживая рукоять и притормаживая ворот, чтобы оно вместе с цепью не улетело вниз, слушал как оно где-то далеко внизу коснулось воды, утонуло, зачерпывая её, потом крутил рукоять, наблюдая за тем, как наматывается цепь на ворот. С удивительной легкостью держа полное ведро обеими руками, поднёс его край, блестящий, как отточенное лезвие, к лицу, сделал несколько больших глотков, остальную воду вылил в траву, пустое ведро вернул на крюк, сворки закрыл.
– Никогда не мог понять, почему колодезные и родниковые воды, обладающие какой-то особой чистотой и студеностью, кажутся сладкими, словно в них растворён мёд, – подходя ко входу в сени, где его дожидался я, Курт рассуждал так вдохновенно, словно впереди его ждало ещё больше источников такого же вдохновения, в чём лично я очень сильно сомневался.
– Всё это лишь ваша личная иллюзия. Нет никакого мёда в колодезной воде, –постарался я разуверить Курта, хотя и сам замечал изредка, что вода из колодца кажется слегка сладковатой. – Его просто некому и незачем туда вмешивать.
– Ваша правда, но, согласитесь, что существуют такие чувства, от которых очень сложно отделаться, хотя и понимаешь, что они лишь обманывают… Что ж… Может быть, здесь всё такое… Начиная от колодезной воды и палисадника до этого чудесного домика и всего, что в нём находится… Давайте проверим…
Честно сказать, последние слова Курта меня слегка покоробили – даже ещё не зайдя в дом и не увидев того, что находится внутри, он уже сделал вывод, что это, скорее всего, вызовет в нём такое же иллюзорное чувство, как сладость колодезной воды. В этих словах Курта не было ничего обидного, но всё равно они оказали на меня такое неожиданное воздействие, что после них я решил немного поменять свои ближайшие планы. Сняв с плеч рюкзак, который всегда брал с собой, выходя из дома, достал из него связку ключей, отпер замок, открыл дверь в сени и жестом пригласил Курта войти.
