Колюня облегченно перевел дух, но тут же снова почувствовал на себе чужой внимательный взгляд.
«Гляди, хер с тобой, за погляд денег не…», – подумал он и не успел закончить мысль: неведомая сила стиснула, подхватила, поволокла вверх.
Мимо мелькали ветви, вымахавшие потолще иных деревьев. И бутылки, тоже выросшие пропорционально березе. Над открытым горлышком одной из них оказался Колюня, и двинулся туда головой вниз, и сообразил, что вполне протиснется, окажется в стеклянной тюрьме. Он широко раскинул руки, уперся в края, – но получил лишь коротенькую отсрочку.
Вновь прозвучал тот же всасывающий, чмокающий звук, но теперь он оглушал, как близкий удар грома, рвал барабанные перепонки. Руки подогнулись, Колюня с воплем скользнул по гладкому холодному стеклу, потом был краткий миг полета, потом хрусткое приземление на донышко. Он вопил, не смолкая, и эхо отражалось от стеклянных стен.
Глава 5. Рассвет всегда приходит
Когда во второй раз прозвучал тот же звук, неподвижные ноги Колюни задергались, словно пытаясь побежать куда-то. К чавканью «вантуза» добавилось сдавленное хрипение. Ноги прекратили суетливые попытки убежать и безвольно повисли. Именно повисли – Головач хорошо видел, что землю и подошвы кроссовок разделяет сантиметров десять, не меньше.
– Э-э-у-э-э… – негромко тянул на одной ноте Пупс, не отрывая взор от сруба.
Головач дернулся было туда, замер, снова дернулся, не в силах принять решение и чувствуя, что любое станет неправильным. Решать не пришлось – Колюня в буквальном смысле выпал из сруба и шлепнулся на задницу.
Пару секунд посидел, затем на четвереньках вылез наружу, поднялся на ноги, пошагал к избушке и подельникам, – неуверенной, как у пьяного, походкой. При этом неотрывно глядел через плечо на сруб, словно опасаясь погони тамошних обитателей.
– Т-ты живой?
Вопрос Пупса показался Головачу чрезвычайно глупым, но через пару секунд он изменил мнение. Как-то странно Колюня оглядывался: шея изгибалась влево под таким углом, что живому не больно-то изобразить, а справа на ней что-то выпирало, что-то натягивало кожу, словно там вырос второй кадык, всей науке анатомии вопреки.
Колюня изменил направление, шагнув к Пупсу, тот стоял ближе. Лишь тогда Головач смог рассмотреть его лицо. Со знакомой физиономией тоже было не все ладно. Казалось, кто-то разобрал лицо Колюни на части, словно игрушку из конструктора «лего». А потом собрал заново, но торопливо и небрежно, отчего некоторые детали оказались не совсем на своих местах.
– Ты чего? – спросил Пупс. И это стало последними словами, что услышал от него Головач.
Неторопливая спотыкающаяся походка Колюни сменилась стремительным рывком. Сбитый с ног Пупс заорал, затем захрипел. Колюня навалился сверху, но что он делает с недавним сотоварищем, Головач не видел, – он уже несся прочь, огибая избушку.
* * *
Что «бэха» теперь не заводится, он в панике позабыл. И о разрядившемся аккумуляторе, и о том, что ключи остались у Пупса, вспомнил, лишь когда подергал по очереди все двери и ни одна не отворилась.
На рукояти его складного ножа имелось приспособление, до сей поры казавшееся ненужным. Так называемый стеклобой – небольшой конический выступ из закаленной стали. Сейчас факт наличия стеклобоя чудом всплыл в памяти, может оттого, что Головач так и держал нож в руке, в отличие от фонаря, тот умудрился обронить и разбить при торопливом бегстве.
