– Вошел принц в спальню, глядь, а царевна на кровати лежит, – гулкий бас Олега проникает в каждое детское сердце, а темные жесткие глаза с любовью смотрят на бородатого дядьку. – Развел принц ей ноги, глядь, а пизда-то у царевны медная, а волоса у ей серебряные!
– Хахахаха! – смеется малышня. Смеемся и мы с Алёнкой Огурцовой, прижимаясь друг к другу и еще не догадываясь, что школа так сильно нас изменит. Жмемся и кричим, перекрикивая друзей: – Дядь Олежа, а расскажи про зайца, который обосрался!
– Ох, мальки, буде вам. Устал уже, – басит Олег, но улыбается и заводит новую сказку, пока не начинают кричать с окон родители, зазывая детей домой.
*****
– Привет, дядь Олеж, – здороваюсь я с ним. Кузнец постарел еще сильнее, борода белая вся, как снег, а голос все тот же.
– Привет, школяр. Как там? Пятерку получил? – смеется он, сидя на лавочке у подъезда. Кивнув, я улыбаюсь в ответ, потому что смех у дяди Олега заразителен. Даже хмурый Дрон нет-нет, да улыбнется, услышав его.
У второго подъезда бабка Слюн поражает очередную цель, и я слышу привычный мат.
– Шалава ебанная! Шоб тебе, пиздоглазой, муравьи всю пизду выели! – ругается дородная тетка, мамка Пинг-Понга. Он идет рядом с ней, глуповато лыбится, а из носа у него течет перламутровая сопля. Как и всегда.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, сую ключи в замочную скважину и слышу этажом выше голос Гали Два Пальца, которую кто-то ебет. Галя довольно стонет, а я, ругнувшись сквозь зубы, влетаю в квартиру, из которой вкусно пахнет картофельным супом и отцовскими папиросами.
Я дома, а люди и звери нашего двора продолжают жить, как жили.
Глава четвертая. Испытание Шпилевского.
– Шпилевский, покажи нам хуй!
С этого начались испытания Лёни Шпилевского, которые продолжились до выпускного. В шестом классе, перед уроком физкультуры, когда мы ждали разрешения войти в зал, в голову Коту пришла охуенная, на его взгляд, идея помериться хуями в раздевалке.
Сначала, в шутливой атмосфере, кто хотел, то и демонстрировал собственные кривые хуйцы, а потом пришел черед тех, кто упирался. На несчастье Шпилевского, ему выпало стать первым и последним.
Шпилевский наотрез отказался снимать трусы. Кот, с лица которого исчезла елейная улыбочка, вдруг побагровел, а его глаза налились кровью. Дэн, лениво сидящий по центру скамьи, помалкивал, поэтому Кот осмелел.
– Показывай свой хуй! – прошипел он, на что Шпилевский мотнул головой и попытался встать, чтобы уйти. Он всегда старался уйти от конфликта, но в этот раз ему не удалось. Кот перехватил его за шею и резко ударил в живот кулаком. Лицо Шпилевского сморщилось, а в глазах набухли слезы. – Показывай, а то ебну, нахуй!
– Хуй он чо покажет, – буркнул Зяба, подскакивая к другу. – Сами заценим. Давай, Котяра. Снимай!
Кот, озверевший от упертости Шпилевского, отпихнул Зябу в сторону и прописал еврею «двоечку» по бороде, а когда тот упал, добавил ногой по ребрам. Дэн лениво хмыкнул и отвернулся, но остальные смотрели на избиение, как завороженные. Я тоже и нихуя не горжусь этим.
Осатаневший Кот бил Шпилевского с оттяжкой, широко замахиваясь, и улыбался, когда Шпилевский стонал после ударов.
– Заебал, Кот! – рявкнул Зяба. – Снимай трусы!
– Ща, – отдуваясь, ответил Кот и, приложив Шпилевского еще раз, выбил воздух из впалой груди.
Затем, склонившись над Шпилевским, он сорвал с него бережно заштопанные синие трико и заржал, увидев лужу.
