– Лучше всех у нас Илья грибы собирал, – засмеялась Люся. – Набьёт в ведро травы, а сверху положит несколько грибов, будто ведро полное.
– Было, ага, – с удовольствием признался Илья.
– А помните, как мама всех нас отправляла рвать дикий лук за Верхнюю речку? Там какое-то болото было, а лук рос на кочках. Все вымокнем, вымажемся, пока нарвём, – даже смотреть смешно. Мешки сложим на сухом месте и прыгаем с кочки на кочку. И ещё соревновались, кто больше нарвёт, даже воровали друг у друга. А за чесноком плавали на остров, там же, напротив Верхней речки…
– На Еловик, – подсказал Михаил.
– На Еловик, да. Там ещё косили для колхоза, вся деревня туда переезжала во время сенокоса. Помню, как я гребла: жарко, пауки жалят, сено лезет в волосы, под одежду…
– Пауты, поди, а не пауки, – буркнула Варвара. – Пауки паутину по углам плетут, а не жалят.
– Может, и пауты. Всё равно у них какое-то другое название, это здесь так зовут. А для себя мы косили на другом острове… сейчас вспомню, как он называется. Тоже деревянное такое название.
– Лиственничник.
– Да, Лиственничник. А сколько смородины было на нём! – кусты лежат на земле от ягоды. Ешь, ешь, потом даже язык болит, все зубы отобьёшь. Крупная такая смородина, вкусная. Час – и полное ведро. Там и теперь её, наверное, много.
– Не-е-ет, что вы! – махнула рукой Надя. – Нету. Кустов и тех, считай, не осталось. Как леспромхоз стал, всё унесли. Так только, поесть когда, и то ходишь, ходишь…
– Ой, как жалко!
– А сколько было синей ягоды на вышке! – тоже нету. Скот вытоптал, и люди совсем не жалеют.
– Что ж вы это так?
– Кто их знает! Хватают, будто в последний раз. С кустами попалось – с кустами, с листьями – с листьями унесут.
– Ну, рыжики-то, говорите, есть? – допытывалась Люся.
– Рыжики в этом году есть. Люди таскают.
– Надо хоть за рыжиками сходить.
– По рыжики-то сходить – можно было, поди, без телеграммы сюда приехать, – кольнула Варвара.
Люсю это разозлило:
– С тобой, Варвара, совершенно невозможно стало разговаривать. Что ни скажи, всё не так, всё не по тебе, нельзя же только потому, что ты старше, так относиться к каждому нашему слову. Что это такое, в конце концов?..
– Да никто ничё и не говорит, я не знаю, чё ты на меня взбеленилась.
– Я же ещё и взбеленилась!
– Я, ли чё ли?
– Да вы кушайте, – стала просить Надя. – А то картошка совсем остынет. Холодная она не вкусная. И рыжики хвалили, хвалили, а сами не берёте. Кушайте всё, а то теперь до обеда.
– Татьяна должна подъехать. Соберёмся.
– К обеду должна, ага.
– Если из района, может, и раньше.
– Поди, в заезжей или у чужих людей ночевала, а к нам не пошла, побрезговала, – заранее пожаловалась Варвара.
– А у неё адрес-то ваш есть?
– Я откуда знаю, есть или нет? Она нам не пишет.
– Как же она тогда вас найдёт?
– Поди, раньше-то бывала, помнит.
– Нет, Татьяна, если она в районе ночевала, обязательно зайдёт, – сказал Михаил. – Татьяна у нас простая.
– Была простая, а теперь ещё надо поглядеть какая, – стояла на своём Варвара. – Столько дома не была.
– Ей дальше всех ехать, оттуда сильно-то не набываешься.
– А кто велел ей туда забираться? Уж если ей обязательно военный был нужон, они везде теперь есть, могла бы поближе где подыскать. А то, как сирота казанская, без огляду улетела и забыла, где родилась, кто родня.
Люся бессильно покачала головой:
– С нашей Варварой лучше не спорить. Она всегда права.
