Додумать эту мысль до конца Влас не успел. И разглядеть толком тоже ничего не успел. Просто услышал сначала противный хруст, а потом еще более противный чавкающий звук. Наступившая после этого тишина не была абсолютной. В ней кто-то тяжело, с присвистом дышал. Влас не сразу понял, что это он сам так дышит. А когда понял, дышать почти перестал. Зато смотрел во все глаза.
На улице перед дверью лежало растерзанное, истекающее кровью тело часового. Наверное, того самого, который решил перекурить в затишном месте. Перекурил… А у ног Грини лежало второе тело. И Власу не было нужды разглядывать его зубы, чтобы понять, что это упырь.
Гриня наклонился над упырем, без малейшего усилия выдернул у него из груди охотничий нож, глянул на Власа.
– Не получилось по-тихому, Влас Петрович, – сказал шепотом. – Давай-ка, если не брезгуешь, помоги мне второго сюда стащить. Глядишь, хватятся не сразу. Хотя, кровищи тут…
Влас молча выбрался из подвала, ухватил часового за ноги. Вдвоем с Гриней они заволокли тело в подвал, закрыли дверь. На то, чтобы хоть как-то замаскировать следы крови, не оставалось времени. Да и что толку? Пропажу часового обнаружат довольно быстро. Поэтому уходить нужно как можно скорее.
Они не уходили, а бежали бегом. Влас доверился Грининой чуйке. Или не чуйке, а слуху и зрению. Еще бы как-то не отставать от этого двужильного.
Сбавили ход уже на самой окраине, остановились в тени разрушенного сарая, чтобы отдышаться. Вернее, это Власу нужно было отдышаться, а у Грини даже дыхание не сбилось. Если у него вообще оно есть – это дыхание.
– Плохо дело, – сказал Гриня, наблюдая за тем, как Влас пытается прийти в себя после пробежки.
– И не говори! Нужно заняться физподготовкой.
– Я не про то. Я про упыря.
– Да, далеко зашел. Как ты его? Мне показалось, голыми руками?
– Не показалось. Сначала башку свернул, а потом уже ножом.
– А если бы только башку?
– Не знаю, не стал рисковать. Не о том сейчас нужно думать, Влас Петрович.
– А о чем? – Наконец-то дыхание восстановилось и сердце перестало выпрыгивать из груди.
– Я о том, что вот таких… – Гриня помолчал, подбирая правильное определение, но так и не подобрал, махнул рукой. – Вот таких ходячих мертвяков создавать могли только фон Клейст и его чокнутая сестрица. Сестрицу убила тетя Оля. Труп ее я видел собственными глазами. А фон Клейста, предположительно, взорвал твой человек.
– Сева сказал, что видел фон Клейста в Гремучем ручье.
– Видел, – Гриня кивнул. – И я допускаю, что этот кровосос до сих пор жив.
– Тогда что тебя смущает?
– Фон Клейст всегда был очень осторожен и никогда не оставлял следов.
– А кто оставлял? – сердце замерло, а потом снова понеслось вскачь.
– Ирма. Его сестра. Эта считала лощину своими охотничьими угодьями, а людей своими живыми игрушками. Но Ирмы нет, а упырей становится все больше и больше. Если их создает не фон Клейст, тогда кто?
– А сами они не могут как-нибудь… плодиться? – спросил Влас растерянно. – Ну, куснул упырь простого человека, выпил кровушку – и все, готов новый упырь.
– Нет, – Гриня покачал головой. – Упырь не может создать себе подобного, потому что не может вовремя остановиться. Упырь не выпивает кровушку, как ты изящно выразился, а рвет свою жертву в клочья. Там вообще другой… механизм.
– Хотелось бы знать, какой. – Власу и в самом деле было важно знать. Так сказать, ради будущей борьбы. – Ты уж прости за бестактный вопрос, но каким образом ты стал вот таким? Почему сохранил рассудок и… человечность?
