Никто, будучи в здравом уме, не станет подбирать истлевшие упыриные кости. Влас не в счет, у Власа особенные обстоятельства. А у этого не обстоятельства, а четкий план. Или скорее не план, а задание. Кто мог дать такое задание этому спесивому и надменному офицерику? Только тот, кто выше его по званию. Только тот, кто знает, где и как встретил свою окончательную смерть Клаус. На ум приходило только одно имя. Отто фон Клейст! Старый упырь вернулся в усадьбу и сейчас уничтожает то, что Влас Головин назвал бы уликами. Это тогда, пару недель назад, он испугался и растерялся. Это тогда из-за своего страха начал допускать ошибки и оставлять улики. Но сейчас случилось нечто особенное, нечто такое, что вернуло Отто фон Клейста в Гремучую лощину, что заставило его уничтожать улики и, возможно, свидетелей своего преступления. Нет, не собственными руками! Для этого Отто фон Клейст слишком аристократ. Зачем марать руки, если можно переложить всю грязную работенку на кого-то другого, верного и послушного? Интересно, вот этот гаденыш служит фон Клейсту по зову сердца, или как те бедные девочки в усадьбе, под влиянием морока?
Григорий присмотрелся. Нет, слишком четкие, слишком уверенные и продуманные движения, слишком холодный взгляд по-рыбьи прозрачных глаз. Этот по доброй воле, так сказать, из любви к искусству. Именно из любви к искусству он пытал сначала Лиду, а потом и самого Григория. Ему нравилось причинять людям боль. А фон Клейсту нравились такие псы. Четвероногих он уже потерял, поэтому заводит себе двуногую свору. Григорий не сомневался, что конец этого эсэсовского гаденыша будет печальным, что фон Клейст перегрызет ему глотку ровно в том момент, когда перестанет видеть от него пользу. Но пока гаденыш вполне себе годится для деликатной, хоть и грязной работенки. Вот только что скажет Отто фон Клейст, когда гаденыш не принесет ему голову братца? Что он подумает?
Подумать можно только одно, подумать можно только на диких животных, которые оголодали за зиму и которым без разницы, была падаль человеком или упырем. Но гаденышу все равно страшно, до дрожи в поджилках.
Григория вдруг посетила любопытная догадка. Вероятнее всего, эсэсовец знает, кто такой фон Клейст на самом деле. Знает и поэтому боится возможного наказания. Садовник Гюнтер ведь знал. Знал и все равно служил семье верой и правдой до последнего своего вздоха. Этот не так прост, как Гюнтер, этому очевидно что-то пообещали. Что? Деньги? Власть? Нет, такого нужно брать за другое. Такому нравится убивать и мучить. Так чем же он отличается от упыря? А, считай, ничем! Значит, ему разрешили убивать и мучить. Бесконтрольно, ради собственного удовольствия. Он и раньше-то не особо себе отказывал, но имея за спиной такого хозяина, можно и вовсе не таиться.
Эх, а может все таки свернуть гаденышу башку?
Кто-то невидимый словно бы дал Григорию подзатыльник. Такой увесистый и отрезвляющий, что на мгновение его вышибло из потока. Всего на мгновение, но из-за этой внезапности ему показалось, что с него снова заживо сдирают шкуру. Но сойти с ума от боли он не успел, поток снова накрыл его своими крыльями, вернул ясность, забрал боль. Все будет. Когда-нибудь он доберется до этого белобрысого затылка, возможно, даже вопьется зубами в шею, но не сейчас. Сейчас он должен понять, что происходит. Сейчас он должен наконец начать исполнять данные обещания, а для этого нужно проследить за эсэсовцем.
