Крис с ее гипертрофированной чувствительностью сразу поняла, что я за тип, и мы поладили довольно быстро. В отличие от других женщин, внушающих мне суеверные и противоречивые чувства, к Крис я почувствовал доверие. Я даже подумал, вот женщина, перед которой я стою открыто, перед которой не трепещу.
В свободное от поиска работы время она самоотверженно помогает мне с ремонтом.
Ремонт – это обнажение сути вещей через натиск и боль. Со стен мы сдираем кожу. Освежеванная комната напоминает о том, о чем хочется поскорее забыть. Под ноги то и дело выпрыгивают паркетины. Мы спотыкаемся о них, невольно пинаем эти деревянные костяшки пола. Мы ходим по останкам динозавров.
Первое, что я делаю, это стелю в кухне новый линолеум. Он создаст иллюзию деревянной доски. Линолеум – иллюзионист. От него остается картонная труба. Я дарю ее соседу. Он обернет ее ковролином, прибьет к стене, его полосатый кот будет взбираться по трубе, как по дереву.
Потом я покупаю электрическую плиту, в Икее – белую тумбу с алюминиевой мойкой. Я не могу оторвать взгляд от алюминия. Как богато. Так завещал Чернышевский. Мои руки отражаются в алюминии. Я нарцисс нового века.
Двухкомнатная квартира расположена недалеко от Серебряного бора, на предпоследнем восьмом этаже. Здесь много блаженного света, радужных искр, испускаемых чешским хрусталиком, на леске подвязанном Кристиной к карнизу, сияния и того светлого, щемящего чувства грядущего обновления. Я чувствую, как во мне зреет новое для меня ощущение стабильности, обретения гавани, покоя. И предвкушаю то ближайшее грядущее, когда, закончив ремонт и обустроившись на новом месте, я, может быть, отважусь на что-то более значимое и серьезное, чем короткие рассказы, которые я писал до этого, и, может быть, начну, наконец, повесть или даже роман.
– Зря я тебя бросила, поторопилась.
– Зачем ты так говоришь. Миша – отличный парень.
– Сержи, давай я сделаю тебе дизайн-проект. Сколько ты мне сможешь заплатить? Нельзя делать ремонт вот так и покупать всякое гэ.
Тысячу раз я просил ее не называть меня Сержи, но без толку. Но раз я Сержи, она будет на этих страницах Марго.
– Это не гэ. Это хороший кухонный ансамбль. Я купил его в Икее.
– Тут нужна женская рука. Вкус. Как насчет стиля джапанди?
– Почему бы тебе не направить энтузиазм на собственное гнездо?
Она открывает и закрывает дверцу кухонного шкафа, критически покачивая головой.
– Нет никакого гнезда. С меня довольно.
– О Господи, Рит. Как так?
– Алюминиевая? Ну Сержи, это прошлый век. Хватит с меня его истерик. Когда все хорошо, с ним хорошо. Но стоит хоть чему-нибудь выйти из-под контроля… этот зануда выедает мне мозг. Ты не представляешь, до чего у него противный голос.
– На что же ты будешь жить?
– На что живут художники? Портреты на заказ. Со временем раскручусь как дизайнер интерьеров. Папа кое-что подкидывает.
– Привет ему передавай.
– Ок.
– Где же ты живешь теперь?
– На даче, – она безнадежно махнула рукой, словно «дача» – это летняя развалюха без воды и тепла. На самом деле это добротный двухэтажный дом ее отца со всеми удобствами в коттеджном поселке «Севилья».
Через открытые настежь окна влетает теплый ветер с запахами реки и хвои. Вид потрясающий для города – река, сосновый бор. Я хожу из кухню в одну комнату, в другую и обратно, пытаясь представить интерьер своей мечты. Впервые в жизни мне выпала возможность создать пространство по собственному вкусу. Это будет практичный холостяцкий ландшафт. Только самое необходимое: письменный стол, диван, поле для гольфа, озеро для рыбной ловли, бар. На следующей неделе поставят пластиковые окна. Приезжал замерщик – он вышел на балкон, закурил и забыл, зачем приехал. Я окликнул его.
