Артамонов переоделся, выпил чашку чая и зашёл к матери.
Мама сдала в последнее время. Война, ранение, голодные послевоенные годы, а ещё два инфаркта, диабет, всё это медленно, но уверенно подтачивало здоровье. Ходила плохо. Всё больше у окна сидела, тихонько сидела. Иногда плакала, слёз не было видно, но по припухшим глазам понятно – плакала.
– Мама, как ты себя чувствуешь?
Мать повернула к нему лицо. Так и есть, вновь плакала, вон глаза покраснели. Он видел это, но не хотел вести печальных разговоров, а тем более успокаивать, её это не радовало.
– Ты знаешь, мама, к нам сегодня ребята из Таджикистана приехали. Галина с ними общалась. Говорит, один парнишка – копия наш Серёжка, да и фамилия Рахмонов, имя Курбан. Ты представляешь? Удивительно. Наверно, просто похож, отец ведь погиб. Так? И, потом, Рахмоновых у них – как у нас Ивановых, не счесть.
Мать резко потянулась к нему. Лицо побледнело.
– Как ты говоришь?!
– Мама, что с тобой…
Артамонов не ожидал такой реакции матери. Однофамилец. Ну похож – и что? Это просто несерьёзно. Все они, таджикские парни, на одно лицо, все чернявые, смуглые да кучерявые.
– Толя, я не уверена, что отец твой погиб. Тогда, в сорок первом, я от него лишь два письма получила. А в сорок втором, когда ты родился, мы уже у моей матери жили. По старому адресу бегала несколько раз, но куда там, жильцов на каждый метр по два человека, знакомых никого, ящик почтовый разбит. А потом на фронт ушла. Может он и писал, может, и приезжал, но я на фронте была, и ему мои письма, видимо, не доходили. Несколько раз обращалась в главный военкомат в Таджикистане, с просьбой помочь найти Курбана, это уж после войны, но ответа не получила. Война закончилась. В сорок пятом познакомилась с Артамоновым, будущим твоим отчимом. Замуж вышла, хороший человек был: добрый, работящий, тебя, хоть и не родной ты ему, очень любил, но здоровьем слаб. В сорок седьмом умер. Послушай, сынок, ты обязательно поговори с этим молодым человеком, а вдруг от Курбана весточка, может, что и услышу о нём, мне умирать легче будет. Сильно я его любила. Всего-то неделю рядом были, но это не неделя была, на самом деле это была вся моя жизнь. Я потом поняла.
Мать замолчала, медленно повернула лицо к стене и прикрыла глаза.
Анатолий ночь спал плохо. Утром, ни свет ни заря, он был на объекте.
* * *
Удивительно, но перед ним действительно стоял человек, очень похожий на сына. Галина с лицом и улыбкой победителя стояла чуть в глубине их конторки. Она чувствовала: сенсации сегодня точно не избежать.
Рахмонов рассказывал о себе. Рассказывал спокойно, уверенно, хоть и с небольшим акцентом, но его русский был вполне хорош. И чем больше говорил, тем больше Анатолий Курбанович убеждался – перед ним действительно родственник.
– Послушай, а откуда ты так хорошо русский знаешь?
– От деда всё, он по-русски очень хорошо разговаривает, меня просил этот язык учить, и отец по-русски хорошо говорит.
– Расскажи про деда.
Парень о своём дедушке знал немного. Фронтовик, разведчик, был ранен. До Берлина дошёл. Уволившись по инвалидности, работал в колхозе, дом содержал. А что этот парень больше мог знать? Их, детей и внуков, у деда было полтора десятка душ. Дети росли, старшее поколение трудилось в поте лица, не до бесед было. Семья Рахмоновых от земли кормилась. С десяток баранов держали. Позднее сыновья деду помогали, а с 1991 года все мужчины на заработки разъехались, вот и он в Москву приехал. Здесь на стройке и его старший двоюродный брат работает.
