Состав тащился по равнинам, сквозь леса, мимо деревень, подолгу простаивал в городах у водокачек, пропуская воинские составы, и сколько еще часов, точнее, суток ехать до конечного пункта, не ведал никто из работников детского дома, сопровождавших в эвакуацию своих воспитанников, а с ними детей комсостава Красной Армии. Когда воспитательницы спрашивали угрюмого проводника с деревянной ногой: «Когда прибудем в Сталинград?», в ответ проводник плевался и так далеко посылал фашистов, что женщины смущенно отворачивались. Ничего вразумительного не мог ответить и начальник состава.
Шло к концу невыносимо жаркое лето. На запад проносились платформы с зачехленными орудиями, танками, полевыми кухнями, теплушки с красноармейцами, на восток спешили (или плелись, как мы) составы с заводским оборудованием, беженцами. Я был в их числе и бережно хранил в кармашке подаренную отцом перед уходом на фронт звездочку с командирской фуражки.
Стоило нашему составу замереть на очередной станции, как среди взрослых возник ропот:
– Везем более пятисот детей дошкольного возраста, все измучились, устали питаться всухомятку!
– Где раздобыть уголь, чтобы вскипятить в титане воду?
– Что будем делать, коль начнутся болезни?
– Хлеб на исходе! На остановке отыскала на вокзале ларек, подала продуктовые карточки, а мне в ответ: «Посторонних не обслуживаем»!
Старшая в вагоне отдала указание запастись свежей, обязательно кипяченой водой, отправилась отоваривать карточки на хлеб, жиры, сахар, разрешила вывести детей на прогулку:
– Вначале старшую группу, затем младшую. Гулять возле вагона и ни шагу в сторону.
– Гулять! – пронеслось среди малышей, и не прошло пары минут, как детские голоса огласили чахлый пристанционный сквер, где листья деревьев покрыла копоть паровозных топок. За несколько суток пути мы все отвыкли, соскучились по неподвижному миру, казалось странным, что под ногами не перестукиваются колеса, не пахнет гарью, не дрожат полки, стены. Все стали излишне шустрыми, шаловливыми, какими были до посадки в состав, скакали на одной ноге, смеялись, спорили, даже задирались. Но вскрикнул гудок, и взрослые с поспешностью загнали обратно в вагон. И вновь за окнами плыли перелески, поля, телеграфные столбы с сеткой проводов, снова хныкали, ссорились из-за места, игрушки…
Bo время одной остановки на носилках унесли воспитательницу тётю Варю. Перед прощанием она попросила нас не высовываться в окна, не убегать в тамбур, а с Никодимова взяла честное слово не обижать младших. Больше тетю Варю мы не видели, ее заменила девушка с пионерским галстуком.
– Разве взрослые бывают пионерами? – удивился Никодимов.
– Редко, но бывают, – улыбнулась девушка. – Например, я, вожатая.
– У меня есть звездочка! Вот! – похвастался я и показал отцовский подарок.
– Можешь носить, ты же октябренок, – разрешила вожатая и поинтересовалась, чем мы занимаемся.
Со всех сторон посыпались ответы:
– Спим и едим!
– Рисуем!
Один из малышей пожаловался на Никифорова:
– Сережка задирается!
– Это никуда не годится, – заключила вожатая, усадила нас вокруг себя и стала рассказывать сказку про Мальчиша-Кибальчиша, которую я слышал от мамы, поэтому незаметно отступил в коридор, оттуда в тамбур, где беседовали проводник с поварихой.
– Который уж день всухомятку детишек кормим. Не на чем сварить крупу, макароны. Детишки не жалуются, но вижу, что хлеб с джемом осточертел. Без жидкого желудки заболят…
