– Я не смел, и мечтать о столь немыслимой привилегии.
– Хорошо, раз уж мы теперь подружки. Расскажи мне что-нибудь о себе.
– Какие же подробности из жизни рабочего класса могут вас интересовать? Тебя интересовать.
– Ты обрезан? – с невозмутимым видом спросила Виктория.
– Что прости? –переспросил я, в надежде на несовершенство своего слуха.
– Обрезание, усечение крайней плоти, ты проходил подобную процедуру?
– Если ты таким пикантным способом пытаешься узнать мою национальность, то скажу сразу, я не еврей, мои далекие предки получили эту фамилию в Австрии, а этнически были венграми.
– Мне не интересна твоя национальность, и коль ты не знал, обрезание делают не только евреи.
– Да, и другие жители пустыни, а я родился и вырос на самом что не наесть севере, в самом холодном смысле этого слова.
– Спасибо. Ты ответил на мой вопрос. – С этими словами Виктория отвернулась от меня, надела наушники и уставилась в планшет, оставив меня в легком недоумении. Этот некорректный вопрос, и явно провокативный наряд Виктории, зародили в моей голове мысль, о том, что мой смелый акт неповиновения, произвел на Сабрину неожиданный эффект.
Молчание продлилось не более получаса, Вика достала наушники, повернулась, и направила на меня свой пронзительный взгляд. То самое, Есенинское море, полыхающее голубым огнем.
– Что-нибудь еще? – спросил я.
– Нет, на сегодня мне достаточно новой информации, может, ты хочешь о чем-нибудь меня спросить?
– Даже и не знаю, теряюсь в вариантах, ты ведь настолько интересная личность.
– Спрашивай уже, ты журналист, в конце концов, представь, что берешь интервью, раз уж диалоги еще одна из бессчетного множества твоих слабых сторон.
– Хорошо, ты когда-нибудь делала пластические операции?
– Нет, а что, сложно поверить, что такая неземная красота может быть делом рук одной лишь матушки природы?
– Ну что ты, я к тому, что некоторые детали можно было бы списать на неопытность пластического хирурга.
– А некоторые особенности твоего мышления, на неопытность нейрохирурга, неопытность и высокоамплитудный тремор, на фоне тяжелейшей алкогольной зависимости! Какой же ты козел.
– Интервью окончено?
– Да нет, продолжай.
– Ладно, возможно я немного перегнул, тебе достаточно заглянуть в зеркало, чтобы увидеть несостоятельность моего утверждения.
– Извинения приняты, продолжай – сказала Виктория, пытаясь сдержать рвущуюся на свет улыбку.
– Почему именно эта должность, ты ведь могла работать кем угодно, да и вообще не работать, как и большинство твоих собратьев по классу современной золотой молодежи. Тем более, твоя не любовь к работе с персоналом, да и к самому персоналу, мягко говоря, бросается в глаза.
– Мне нравится журналистика, и персонал мне тоже не так ненавистен, как может показаться, может ты забыл, но я не всегда была такой. Я пришла на руководящую должность, двадцатиоднолетней девочкой, едва закончив университет. Я старалась наладить работу на дружеских началах, да вот только никто не хотел подчиняться попавшей сюда по блату малолетке, к тому же, репутация моя была подпорчена выходками в стиле настоящего мажора. Я, правда, старалась, но вокруг с оскорбленным видом сновали мастодонты, глыбы журналистики, которые наотрез отказывались воспринимать меня всерьез. Вот мне и пришлось стать Сабриной, да я знаю об этом прозвище, вот только когда долго носишь маску, со временем начинаешь с ней срастаться. Диффузия, мать ее. Знакомое слово? Слышал когда-нибудь.
