– Вернулась, дочка? – приветливо окликнул ее отец.
– Да.
– Твоя мать спрашивала, что ты будешь на ужин: бифштекс или печенку. Лучше сама ей скажи.
– О, это не важно.
Шерли торопливо прошла в спальню, сорвала шляпку и перчатки, бросилась на кровать, чтобы немного полежать в тишине, и беззвучно застонала. Подумать только, что все к этому пришло! Никогда больше не встретить Артура! Видеть одного только Бартона, стать его женой, жить на такой же улице, завести четырех, а то и пятерых детей, забыть все дружеские связи юности, лишь бы сохранить лицо перед родителями, спасти свое будущее. Почему все должно быть так? Неужели вправду так и будет? У нее перехватило горло, она задыхалась. Спустя немного времени, услышав, что Шерли вернулась, в дверях показалась мать, сухощавая неприметная женщина, вечно занятая повседневными делами, нежно привязанная к дочери.
– Что случилось, милая? Тебе нездоровится? У тебя голова болит? Дай-ка я пощупаю твой лоб.
Ее холодные худые пальцы погладили виски и волосы Шерли. Мать предложила принести ей что-нибудь из еды или порошок от головной боли.
– Я не больна мама. Просто неважно себя чувствую. Не беспокойся. Я скоро встану. Пожалуйста, не волнуйся.
– Ты хотела бы на ужин печенку или бифштекс, дорогая?
– О, что угодно; пожалуйста, не беспокойся. Пусть будет бифштекс, все равно. – Лишь бы только избавиться от матери, лишь бы ее оставили в покое!
Мать посмотрела на нее, сочувственно покачала головой, затем тихо вышла, ничего больше не сказав. Шерли продолжала лежать и все думала, думала. Горькие, мучительные мысли о прекрасном прошлом и мрачном, беспросветном будущем терзали ее. Наконец, не в силах больше терпеть эту муку, она поднялась, подошла к окну, скользнула рассеянным взглядом по двору и соседнему дому и пристально всмотрелась в свое будущее. Что же ей делать? В самом деле, как ей быть? Вот миссис Кессел у себя на кухне по обыкновению готовит ужин, совсем как мать Шерли, а мистер Кессел в рубашке с коротким рукавом читает на крыльце вечернюю газету. Дальше по улице мистер Поллард подстригает траву у себя во дворе. Повсюду на Бетьюн-стрит стояли такие же дома, где жили такие же люди, простые, ничем не примечательные: клерки, управляющие, преуспевающие рабочие-мастера вроде ее отца или Бартона, по-своему замечательные, но непохожие на Артура, горячо любимого, потерянного Артура. И вот она по воле обстоятельств или в силу необходимости вскоре станет одной из них, поселится на такой же улице, как эта, без сомнения, навсегда и… На мгновение спазм сдавил ей горло.
Нет, решила она, этому не бывать. Нет, нет, нет! Должен быть другой выход, и не один. Она не обязана делать это, если не хочет, не должна и не станет… вот только… Шерли подошла к зеркалу, посмотрела на свое отражение и пригладила волосы.
«Но какой в этом прок? – устало и покорно спросила она себя, чуть помедлив. – К чему плакать? Почему бы мне не выйти за Бартона? Все равно я ничего не добьюсь. Артур не вернется ко мне. Я хотела быть с ним, но вынуждена довольствоваться другим мужчиной или вовсе никем, так какая разница, кем именно? Я слишком высоко вознеслась в своих мечтах, вот и все. Мне нужен был Артур, но он не пожелал остаться со мной. Бартон мне не нужен, и он ползает передо мной на коленях. Я неудачница, вот в чем моя беда».
Шерли подвернула рукава, стянула платок, пышными складками прикрывавший грудь, затем перешла на кухню и поискала глазами фартук.
