– Где медведь? – повторил я.
– В клетке, где же еще? Вам-то он зачем сдался?
– У вас на него нет лицензии, – выпалил Кулер. – А у нас есть!
Не знаю, насколько убедительно это прозвучало, но никого убеждать мы и не собирались. Покончив с руками, я нагнулся и взялся приматывать скотчем ноги охранника – прямо к ножкам шезлонга. Задним числом сообразил, что выглядим мы со стороны предельно глупо: нелепые фигуры в балаклавах, с непонятными агрегатами в руках – стоим себе и стреноживаем толпой одного-единственного сторожа.
– Ключи от сарая! – шикнул я.
– Какие ключи?
– Непонятливый, да? – Боб снова дернул своей картофелепушкой, и мужчина опасливо отодвинул голову.
– Вы часом не заигрались, щенки? Уже завтра вас всех найдут. Сначала ножонки вырвут, а после в землю закопают…
Он умолк, потому что я ухватил его помповик, не касаясь курка, ткнул стволом в объемистый живот.
– Сейчас ты у нас всласть наговоришься! Храбрый, да? В героя поиграть решил?
– Эй, парень! Осторожнее с этим…
– Я сказал: ключи!
– В кармане ключи. В правом.
– А от клеток?
– За дверью на гвоздике висят – связка такая.
Заяц шустро обыскал мужчину, нашел пару ключей.
– Эй! Желтый – это мой. От квартиры…
Димон отстегнул ключ, кинул на столик.
– Когда придут за медведем?
– Откуда мне…
Я рывком приблизил свою балаклаву к его лицу – так, что он отшатнулся. Точнее попытался это сделать. Помешал ствол картофелепушки, прислоненный к его затылку.
– Тебя русским языком спросили. Когда? За ним? Придут?
– Я точно не знаю… У них же там всегда по-разному. Если закончат, как обычно, могут через полчаса явиться. А может, и раньше управятся.
Сунув тяжелый помповик Кулеру, я заклеил скотчем рот мужчине.
– Все, родной! Молчание – золото, помнишь еще?.. Ты, – я кивнул Кулеру, – останешься здесь, а вы за мной!
Возиться с дверью, по счастью, не пришлось. Ключ легко отомкнул замок, мы проникли в сарай.
– Ну, и запашок!
– Блин! Фонарь-то не взяли…
В темноте я шагнул вперед и споткнулся о какую-то доску. Про фонарь мы и впрямь не подумали. Но парни энергично зашарили по стенам справа и слева и скоренько отыскали выключатель. Вспыхнул свет, и по помещению тут же разнеслось многолосое рычание. В клетках, стоящих справа и слева, заметались лохматые тени.
– Сколько их тут!
Я тоже нервно закрутил головой. В основном за решетчатыми преградами сновали волки и лисы. Совсем как в зоопарке, только выглядели они гораздо хуже. Тощие, облезлые, неухоженные…
– А вон и наш мишутка! Эй, Тихон! Мы здесь…
Я сорвал с себя балаклаву, чуть ли не бегом припустил по проходу. Черно-бурая масса пришла в движение, и цирковой наш товарищ сунул меж прутьев темный нос.
– Тихоня, узнал нас, красава! – я лихорадочно нашарил за пазухой бананы с сахаром, все разом сунул ему в пасть. По счастью, клыки ему вырвать не успели, наш «михал потапыч» шумно зачавкал.
– Что, нравится? Здесь-то, небось, не кормили ничем?
– Эд, он вроде как стонет…
Я сам обратил внимание, что ведет себя Тихон как-то не так. Вроде и чавкает, но с какими-то нехорошими вздохами – точно и впрямь пристанывает.
– Ешкин кот, смотрите! По ходу, ему лапы уже обработали!
Я присел на корточки возле клетки. В самом деле, когти, которые в цирке и зоопарках лишь аккуратно подрезают да обтачивают, у Тихона были срублены под корень. И видно было запекшуюся кровь на лапах. Опираться на них Тихон явно остерегался, и вывод напрашивался самый безрадостный: как и говорил Виктор, лапы зверю успели перебить. Как они это делали – битами, стальными прутами или чем-то еще – я даже не в силах был себе представить. Но от одной мысли о такой экзекуции меня передернуло. Неудивительно, что Тихон глодал бананы и едва слышно постанывал. Мы на его месте, наверное, в голос бы выли.
