– Клянусь, – очень серьезно ответил Серега, глядя Вике в глаза. – Клянусь, что нет. Мне не для себя. Нужно одному человеку помочь. И все, не спрашивай меня об этом больше.
– Добро. Ну что, давай работай по мешку.
Вика обняла мешок, чтобы его не раскачивало, подставив одну его сторону под удары Сереги, а тот снял кроссовки, носки и встал в свободную стойку. Серега наносил удары последовательно – лоу-кик, по корпусу сбоку и в голову – четко подъемом ноги. Удары получались хлесткие, мощные, Вику аж покачивало вместе с мешком. Пот лился с Сереги градом, но казалось, что он совершенно не устал. Он и не чувствовал усталости, хотя понимал, что тренировка была мощной, объемной. Но к середине он, что называется, вработался и сейчас был готов хоть две таких же тренировки провести. Это ощущение было обманчивым, он знал об этом и не собирался истощать возможности организма. Поменяв ногу и отработав такую же серию по другой стороне мешка, он поблагодарил друга за помощь, подхватил кроссовки с носками и босиком пошел вместе с Викой домой. Больше всего хотелось в душ, потом досыта попить, и можно было обедать.
Уже войдя в подъезд они учуяли аппетитный запах жареной курицы, перебивавший даже неизменную подъездную вонь. А еще была слышна музыка, и довольно громкая – верный знак того, что Саня забухал. Если его не одергивали, музыку он включал очень громко, а напившись, иногда начинал подпевать. Маша одернуть его не могла, значит, придется Вике. Серега в препирательствах никогда не участвовал. Он молча брал свои продукты из холодильника, разогревал в микроволновке и шел к себе в комнату есть. Посуду за собой тоже всегда мыл сам и ни к какой другой утвари в доме не прикасался. В общем, полезный дурачок, как называл его Саня. Войдя в прихожую, они смогли разобрать слова песни, которая звучала с кухни через колонки. Базарный женский голос задорно выкрикивал слова:
Следачок, следачок крутит-вертит как волчок,
Все пугает шконочкой, шмонает под юбчоночкой.
Издевается, упырь, над молодой девчоночкой.
Чухает следак мне: «Признавайся, девочка».
Я в слезах ему в ответ от стыда горю…
За столом, опершись на него локтями, в одних трусах сидел Саня, в сигаретном дыму, расталкивал тарелки с объедками и очистками, расчищал место, чтобы получше уместить локти. Его загорелое лицо было бледноватым – верный признак, что бухнул он уже хорошо. Со своими бессмысленными глазами, жестким ежиком на голове и худыми руками он сейчас напоминал зэка, только что откинувшегося с зоны. Маша стояла у плиты, где в духовке готовилась курица, а она, чтобы не терять времени, жарила котлеты. Серега сразу же пошел в ванную мыться, а Вика, сняв в прихожей кроссовки, вошла на кухню и громко потребовала:
– Выключи это говно!
– Оох ты ебать-колотить, спортсмены пожаловали! – заорал Саня, который, судя по всему, был уже совершенно невменяем. – Физкульт-привет! – И он изобразил левой рукой пионерский салют.
– Я сказала, выключи эту хуйню!
– Понял, понял, – поднял вверх обе ладони Саня и потянулся к ноутбуку. – Против Joy Division ничего не имеете?
– Да насрать вообще, – ответила Вика.
Саня переключил музыку, и резкие ноты пластиковой аранжировки сменились знакомым альбомом Unknown Pleasures.
– Ну, не скажи, Вика! Это эпохальный альбом. Я б даже сказал, шедевральный. После всего этого сраного арт-рока простые парни с рабочих окраин утерли нос всем этим пижонам и эстетам в стильных рубашечках. Потому что играли музыку собственно без музыки. Но зато умели сказать главное. Это не музыка ради музыки, не какой-то там арт. Это самое настоящее, что вообще тогда могли сделать.
