- Не уходи. Не оставляй, – умоляю жарко и маниакально. Сжимаю сильнее ладошку. – Лиля, ты слышишь?
В тот же миг понимаю, что нарушил границы, нечаянно перешел на «ты». Это не останавливает и не пугает. Лишь одно желание преобладает – удержать, застолбить, не отпускать. Иначе все – конец.
- Олег, – она словно спотыкается на моем имени. Руку не отнимает, наоборот пожимает. Перебирает своими прохладными пальчиками мою горячую кисть. Это приободряет. Жду с трепетом, что скажет дальше. – Я не уйду, только не переживай.
Прикрываю глаза и тихо вздыхаю. Это счастье. Я рад. Я растоптан нежностью и восторгом.
Не знаю и знать не хочу, почему мне физически не больно, почему не чувствую травмированного тела. Чем больше Лиля касается меня, тем меньше вспоминаю о своей ущербности, не думаю об аварии, не думаю о сложном материальном положении, не думаю о жене. Приходит мысль, что авария — это чудо, я увидел Лилечку. Я встретил самую прекрасную девушку на земле.
Она мой катализатор. Заметил одну вещь, как только она отходит в сторону, то боль становится острее, жестче. Когда мой нежный белый цветок рядом – мне хорошо. Эйфория, наркотическое опьянение, кайф, восторг.
Красивая. Она очень красивая. Есть в Лиле что-то загадочное, невероятно влекущее, опасное. Одним движением бедра сводит с ума. Чарующим жестом, ведьмовским особым взглядом повергает на колени. Настоящая женщина. Настоящая! Маша такой не была. О, разве можно сравнивать. Это как дуб и березка, как кит и золотая рыбка. Лиля нимфа, желанная и неуловимая. Она прекрасна.
Атмосфера в палате меняется. Становится густой, липкой и топкой. Меня как молодого незрелого пацана при виде невинной девы охватывает не только волнение, но и вожделение. Это такое слабое слово… В моем теле бушует слепая страсть, похоть. Острым окатывает внизу живота, палит кожу. Я безудержно твердею, становлюсь мощнее и мужественнее. От таких неконтролируемых процессов лицо заливает стыдом. Не в силах повлиять ни на что.
- Лиля, я…
- Олег, я расскажу. Успокойся, – смущенно улыбается. – Слушай меня, ты тоже удивишься.
Я готов удивляться, хотя возможно ли. То, что она здесь и есть мое огромное удивление.
- Так я продолжу? – после моего утвердительного кивка начинает рассказ. – Знаешь день такой с утра… Сказала вот, что хотелось летать… Машина спасает меня. Притопив газ, я ощущаю особую свободу, веришь? Не могу объяснить. Это сложно. Когда еду всегда открываю окна. Ветер… Он много значит. Мы не разделимы, – смеется. – Я задумалась. Отвлеклась. Олег, это моя вина. Прости, – сжимает мои руки. – На перекрестке словно глаза закрыло, не увидела красный, – внезапно прозрачные ручейки обжигают ее щеки, но меня ранят сильнее. Дергаюсь непроизвольно в жесте успокоения. Мне так жаль ее. Так жаль! – Прости. Моя машина смяла твою. Капот вхлам разбило кенгурятником. Только и увидела, как тебя в окно вышвырнуло. Первые секунды сидела, не двигаясь. Не могла поверить, что спровоцировала аварию. И знаешь, что странно? – ненадолго замолкает.
Я смотрю на нее и не могу вспомнить, что вообще было. Помню только как потянулся за сигаретами. Помню, как летела машина. Помню боль. Все.
- Лиль, – сиплю пересохшим клейким горлом, – ты не волнуйся. Я не злюсь. Говори дальше. Что тебе странно?
Вздрагивает. Коротко вздохнув, запрокидывает голову назад. Она все еще беззвучно плачет. Капли бегут… бегут… Не останавливаются. Лицо неподвижно, эмоций нет, как маска. Только слезы проявляются. Как же так можно расстраиваться, чтобы внутри такую войну чувств перебарывать. А глаза все равно лучистые. Черничные прекрасные блестящие глаза. Они сверкаю из-за падающих слез так сильно, что моим глазам больно.
