Но это была всего лишь версия. Чтобы узнать подробности, следовало завести разговор с кем-то из попутчиков – в дороге люди становятся болтливыми, – узнать, как у них здесь все организовано. Прикинуться, допустим, иноземцем, лишь час назад прибывшим в Москву (в сущности, так оно и было), и выяснить, что к чему. Народу в автобусе немного, каждый занял отдельное сиденье у окна, можно спокойно пройти по салону, подсесть и поговорить. Вон откинулся насупленный подросток с наушниками и в капюшоне, дремлет пенсионер в шляпе и старой одежонке, девчонка увлеченно переписывается с кем-то по мобильнику. Но что-то внутри, какой-то внутренний, что ли, голос шептал Алексею: не надо ничего выяснять. И иноземцем не надо прикидываться. Не накликать бы беды. Как там, бишь, сказал, в изложении радио, маршал-академик-президент Долотов? Наша, заявил, граница на замке, и мы не позволим ее нарушать изнутри или снаружи. Может, у них тут иноземцы, как во времена Сталина, диво-дивное и вне закона? Сразу в кутузку поволокут?
Транспорт выскочил за пределы МКАДа и очень скоро въехал по эстакаде в Мытищи.
– Молодой человек, вы тоже к Кордубцеву едете? – подошла сзади и тронула Данилова за плечо бодрая и стройная пожилая леди с голубыми букольками.
«И впрямь, куда я еду? Наверное, действительно к Кордубцеву, раз меня даже посторонние спрашивают?»
– Да, а что?
– Попросим водителя остановиться?
– Ну, попросим.
После того как Алексей согласился, старушка повеселела. Большинство светофоров в Мытищах либо не работали, либо были переведены в автоматический режим – мигал желтый свет, поэтому городские кварталы автобус миновал довольно бодро.
– Пора просить, – настойчиво проговорила давешняя пожилая дама, и Алексей встал, двинулся по проходу и похлопал водителя по плечу: «Можете остановить вблизи Кордубцева?»
– Опять! – выругался шофер. – Когда вы уж все вместе с ним вознесетесь? – Потом он выругался беззвучно и слабо понятно, что-то вроде, в переводе на литературный русский, «Надоели святоши!» – однако через три минуты лихо тормознул у тротуара и выкрикнул: – Кордубские! С вещами на выход! Дальше «кирпич». Пешком идите.
Данилов выскочил первым и, в силу природной вежливости, подал руку старушке. Она с достоинством вдовствующей королевы оперлась на его ладонь, спустилась и молвила: «Благодарю вас, молодой человек». Автобус бодро отвалил от бордюра и скрылся в переулке. «Вот кто может рассказать мне, что происходит», – подумал молодой человек в адрес пожилой леди.
– Извините меня! – окликнул он ее. – Не могли бы вы, пока мы идем, кое-что мне пояснить?
– Пояснить? Что же?
– Вы знаете – вы только не смейтесь, я вас не разыгрываю, – но у меня случай амнезии, довольно редкий. – Бабуля заинтересованно слушала. – Я ровным счетом ничего не помню из того, что происходило в мире в последние пятнадцать лет. Прямо-таки ничегошеньки. Поэтому хочу спросить: что случилось? Что творится? Со страной и людьми? Почему так мало людей на улицах? И машин? И бензоколонки закрыты? И нефть такая дешевая?
– Да ты хохмишь! – недоверчиво глянула старушка. – Косишь под придурочного?
Косишь и хохмишь как-то выпадали из традиционного старушечьего лексикона, но потом Алексей прикинул, что пожилой леди на вид, верно, лет восемьдесят – восемьдесят пять. Стало быть, она – тысяча девятьсот пятидесятого – пятьдесят пятого года рождения, поэтому словечки как раз звучали из ее поколения.
