Успеть изменить до рассвета - страница 19

– Нет, я же не футболист и на стадион редко хожу.

– А я футболист, но на стотысячнике еще не играл никогда. И потом, современные стадионы – что «Маракана», что «Сантьяго Бернабеу» – они орут! Кричат, вопят, скандируют. А тот стадион, что я слышал в коме, – он был небывалый, совсем иной. Можно сказать, социалистический, без ажитации. Когда люди спокойно себя ведут, сдержанно. Так вот, тот стадион не гремел, не вопил – он просто гудел тихонько: буууу. Я никогда такого по жизни не слыхивал, только там, во сне. Или, например, бутсы. Я там кожаными, старинными играл. Простенькие такие, коричневые. И пахнут. Сейчас так бутсы не пахнут. И никакая обувь современная тоже так не пахнет. А там я этот запах впервые почувствовал – только там! – и до сих пор его помню. И вкус, например, тамошнего коньяка армянского. Ты знаешь, я по жизни не пью, но иногда себе позволяю. Так вот, наяву я никогда ничего подобного не пил. Или девчонки тамошние, из прошлого, из пятьдесят шестого года. Я ведь там, во сне, иногда с другими футболистами в самоволку убегал, с разными поклонницами встречался. Вроде бы девчонки как девчонки, а когда их разденешь… – тут глаз игрока хищно блеснул, – они пахнут по-другому, чем современные, дезодорантов ведь тогда не было, они по-своему, по-натуральному пахли. И трусики-лифчики у них такие, знаешь… Совершенно олдскульные, как из какого-то музея, просто тряпочки, более-менее по груди или по заднице скроенные… Так что не-е-ет, это совсем не сон был!

– Так, значит, что тогда? Что ты видел? Не сны, не галлюцинации, не видения… А – что?

– Знаешь… – Сырцов огляделся по сторонам и облизал губы. – Ты только не говори никому. И дурку не вызывай. Я об этом никому – только тебе, потому что ты вроде дело мое расследовала. Но это и правда были не сны, не видения. Я по правде был там.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Варя.

– Что имею, то и введу, – ухмыльнулся центрфорвард. – Я был там, в пятьдесят шестом году, играл там в футбол, будучи в теле великого футболиста Стрельцова, ел там творог со сметаной, ходил в самоволку, пил коньяк, с девчонками кувыркался. Все это был НЕ сон. Это была явь. Как будто я туда перенесся на машине времени.

– Но как это может быть? – развела руками Варя.

– Я не знаю! Вы следствие, вы наука – вы и разбирайтесь.

– Но тело твое лежало, безвылазно и беспробудно, на спине в госпитале, с трубочками разными питательными, – а сознание что? Само по себе путешествовало?

– Выходит, что так, – хмыкнул Игорек. – Я, во всяком случае, другого объяснения не нахожу.

– А потом с тобой что-то подобное бывало? После того, как ты из комы вышел?

– Никогда, – убежденно проговорил Сырцов. – Теперь я сны вижу, как все нормальные люди. Сны как сны. Все путается, несется, дергается, падает.

– А почему это с тобой случилось? – Варе было интересно послушать версию голеадора. – И почему вдруг кончилось?

– А это Корюкин нахимичил, – без тени колебания назвал футболист фамилию олигарха, который и в самом деле имел отношение к тайне происхождения футболиста. Однако самого Сырцова в эту тайну так и не посвятили, поэтому его догадка была тем более ценна.