Андрей перед обедом забежал в офис, радостно свалился в кресло:
– Давай машины, Данила. Обзванивай, переноси на раньше. Мы уже на три фуры впереди графика.
– Звоню, – хмуро отозвался Данила. – Все загрузите, чем заниматься будете до пяти?
Андрей удивленно глянул на брата:
– Ты будто не рад. У нас впервые нет очереди перед воротами. Кары, как на крыльях летают, народ улыбается.
– Воодушевленный предстоящим зрелищем. Очевидно, хлеба уже хватает?
– Не с той ноги встал?
– Развлекаюсь, пытаясь получить удовольствие от своего занудства. Давай, я нарисую приказ: пять тысяч за первое место…
– А меньше, слабо?
– Семь тысяч за первое место, за второе – пять, три – за третье. Нормально?
– Я и раньше считал тебя мудрым…
– А последний выбывает с базы как слабое звено.
– Жестко, – улыбка сползла с лица Андрея. – Нельзя так… с людями.
– Но справедливо, – Данила насмешливо смотрел на брата. – С людями так можно. Скажу больше: с людями так нужно. Конкуренция – основа рыночных отношений. Сильные хватают бонус, слабые подметают улицы… подошвами изношенных кроссовок.
– Мы собирались поблагодарить лучших, а не избавиться от последних.
– Ты собирался. А я решил совместить, и заодно сверкнуть оскалом капитализма: кто платит, тот и ставит условия.
– Размечтался, – Андрей улыбнулся, найдя решение. – Пока мы управляющие у капиталиста, поэтому погоди с условиями.
– Я подумаю.
К концу смены в гаражах было не протолкаться. Карщики мыли, чистили, подкрашивали, крутили болты и гайки на своих «Поршах» и «Тойотах».
Серега Хохол оклеил стойки кабины разноцветной клейкой лентой. Идею тут же «украли», несколько раз перешерстили кучу использованной упаковки, и все остальные кары засверкали разноцветьем полиэтилена. Хохол, недовольно сопя, вырезал и наклеил на лобовую доску крыши голубые буквы – «Хмарка». Решил технике имя дать. «Облачко» – простенько, со вкусом, и о Родине напоминает.
Придумку подхватили, скорее первой. Всякий, управляющий машиной, подозревает в ней наличие души, и карщики, проводящие за рулем треть, а то и половину суток, уже давно общались со своими железными конями голосом равного или неравного, хозяина или подчиненного, друга или соперника.
Каждый погрузчик имел характер, норов, повадку, ухватку и, конечно, имя. Серега озвучил свое отношение к почти новенькой двухтонной «Тойоте», и скоро все погрузчики гордо выпячивали свои запечатленные в именах достоинства. Стремительный и брыкливый от постоянных неполадок с коробкой передач «Порш» Васьки Кучерявого получил размашистую надпись на борт «Мустанг», а его тяжеловесный трехтонный собрат, заводящийся с «пол толчка», но работающий с визгом и треском, был обозван «Жириновским».
Витька Клюев суматошно метался по гаражу, нервно курил, причитая:
– Все названия расхватали: Мустанг, Дракула, Чебурашка, Шварц. А Шварц – это что?
– Черный, – малорослый молодяк Женька, любовался надписью.
– А если попробовать отмыть?
– На себя посмотри. Черный, – это его естественный цвет, а еще Шварцнегер – крутой бодибилдер – рыцарь Голливуда.
– А я хотел Мустангом назвать. Типа, конь для ковбоя, да Васька опередил.
– Назови «Тормоз» или «Лох» – самое то, – под смех окружающих посоветовал Женька.
– Быстрым назову, типа, не догнать, – объявил Витька, и смех перешел в хохот.
Действительно, Витькин погрузчик частенько тормозил и плелся на скоростных участках или, наоборот, стремительно бросался вперед, где требовалась чуткая работа «на мягких лапах». Погрузчик «показывал характер» или Витька «не догонял», или сливались качества коня и всадника в ненужном, неуместном и несвоевременном резонансе – бог весть, но неудобство от их совместной работы ощущали все.
