Я спустилась по семи ступенькам вниз, вышла на улицу и решительно двинулась вперед. Длинные худые конечности добавляли моей походке расслабленности, а с белокурыми волосами, гладкими и сияющими, как будто только что из парикмахерской, я выглядела на миллион.
На Меркуция-роуд существовало негласное правило, что дверь вашего дома должна отличаться от двух соседних. Так они и чередовались: красная, голубая, черная, темно-серая, снова черная. Два одинаковых цвета никогда не встречались рядом. Если бы это зависело от меня, я бы покрасила все в ярко-розовый. Подъемные окна провожали меня взглядами. Руки чесались поднять камень и швырнуть его в стекло, но я вспомнила, что нахожусь в бегах, поэтому просто свернула на главную улицу и направилась к подземке. Мой план состоял в том, чтобы купить билет и отправиться как можно дальше на запад. Каждый дурак знает, что из города автостопом не уехать. Помню, Майко рассказывал, что во Франции он никогда не ловил машину в городе, потому что городские видят в каждом незнакомце убийцу с топором и никогда не остановятся. Значит, мне нужно было добраться до лондонских окраин.
Горячий затхлый воздух ударил в нос, когда я спустилась на станцию. Этот запах напомнил мне о наших воскресных вылазках с Грейс и Тримом. Но сегодня это был запах свободы, ее первый вестник.
Люди, поезда и эскалаторы создавали оглушительный шум.
– Детский билет, – крикнула я кассиру в окошке.
– По мне, так ты не похожа на ребенка.
Я растерянно уставилась на него. Такого раньше не случалось. И тут я вспомнила про парик. Он же добавил мне года три. Стало быть, теперь мне 17, а не 14.
– Мне меньше 16, – закричала я. – Честное слово.
– Расскажи это кому-нибудь другому, – хохотнул кассир и незаметно подмигнул мне.
Потом постучал по своей машинке, и оттуда вылетела карточка, а я передала ему деньги. Он пересчитал монеты и кивнул.
Я спустилась по эскалатору, улыбаясь так, будто выиграла конкурс красоты. «Расскажи это кому-нибудь другому, детка», – напевала я, довольная собой. Но вдруг хлынул порыв воздуха и едва не унес мой парик. Я вовремя прижала его свободной рукой и расхохоталась, как недоумок, выпущенный на волю. Привыкай к свободе, девочка, напомнил мне ветер подземки.
Я сразу же села на поезд, идущий через «Чаринг-Кросс». «Балхэм». «Клэпхэм Саут». Поезд несся на север, извиваясь на поворотах, издавая отвратительный скрип, как будто скребли ногтем по доске. В вагоне пахло маслом, горелыми спичками и потными телами. После часа пик повсюду валялись газеты. Рэй, наверное, проследовал этим же маршрутом чуть раньше. Я представила его, держащимся за поручень, с пустым и усталым лицом, каким он бывает по вечерам. Его только что выглаженная рубашка наверняка снова помялась. Собеседование по поводу северного офиса? До меня вдруг дошло, что речь шла вовсе не о Северном Лондоне, как в случае Майко, подавшегося в сторону Финчли, потому что Рэй и так работал на том берегу реки. Он имел в виду север страны. Это означало, что, если бы он получил работу, они бы с Фионой уехали из Лондона, и что стало бы со мной? Вот именно. Я закусила губу. Как хорошо, что я сбежала. Мне вдруг показалось, что я слышу голос Рэя, как будто он сидит рядом со мной. Твое имя сделано из облака, Холли. Я тряхнула головой и огляделась. Никого. Только мужик в рваных джинсах и с татуировками на руках пялился на меня. Лысый, с толстыми щеками и серой щетиной. Ему не хватало только топора. Поэтому я уставилась на свои кроссовки, как на карту сокровищ. Он процедил какое-то ругательство, и я покосилась на аварийный шнур, когда поезд остановился на следующей станции.
