– Не стреляй, – шепнул мне Адам, – Скоро кряковая утка потянет. Чирки всегда первые прилетают, в прошлый раз также было.
Засвистали крылья птиц над шалашом; по всему болоту на посадку пошла кряква. Наша помощница замолчала, а потом начала тихонько покрякивать. Утки замерли на воде. Прошло несколько минут, как кряквы разбрелись по всему озеру. Пора.
– Ты справа, я слева. Огонь! – Дал команду хозяин шалаша, и выстрелил первым. Утки взорвались над водой, и пришла очередь стрелять. Прозвучал мой дуплет и две утки шлепнулись на воду.
– А твоя где добыча, – спросил я охотника, так как на воде кроме своих трофеев, больше уток не видел. Только подсадная взлезла на кружок и начала прихорашиваться, перебирая все свои перышки.
– Ай, махнул он рукой, – Занизил, какие то заряды слабые…
– И что еще придумаешь? – Намекнул ему на промах. – Ладно, пойду своих битых крякв заберу, что им там мокнуть.
– Нет, нет, подожди немного, скоро опять прилетят. А если побродить по воде, останутся наброды, не любит утка их, может и не сесть.
– Адам, давай-ка заключим договор, садить больше утку не будем на воду, если удачно налетят, то стреляем.
– Ладно, согласен, только смотри подсадную не зацепи, – намекнул охотник. Но окруженное соснами и кустами болото, как бы дремало в ожидании птиц. Казалось, что оно безжизненно и пусто. Но вот, решив нас хоть чем-нибудь порадовать, прилетели две цапли. Свесили свои длинные шеи, и что-то пристально рассматривают в воде.
– Ну и что же ты, Адам, обещал уток пострелять, а тут цапли прилетели, – заметил я.
– Не горюй, точно прилетят, в первый раз также цапли прилетали. А, вообще знаешь, не хочешь ждать, так пройдись по краю лозы, там тоже можешь согнать уток.
Мне не хотелось мешать Адаму, и спросив у него разрешения еще раз, достал битых уток с воды и тихонько пошел вдоль лозы и болота, залитых водой, пристально вглядывался, стараясь заметить уток. Вдруг, в двух метрах от меня, с весив ноги, и махая несуразными бурыми крыльями взлетела выпь.
– Ну, напугала-то, чуть не нажал на курок. Лети, ты не моя добыча.
Проводил птицу взглядом. Ступил шаг к маленькой низине в самый центре кочек, опять вылетает птица, но это не выпь, и не цапля, а растопырив хвост, поднимается вертикально вверх, свесив голову, матерая кряква. Не собираясь крякву далеко отпускать, бью ее с верхнего ствола. Сломавши крылья птица, обвисла в воздухе и шлепнулась назад в болото. И тут начался концерт. Утки начали слетать по две, по одной, срывались со всех сторон. Ступишь шаг, как хлопая крыльями по лозе, утки вырываются над ней и летят в одном направлении, туда, где сидит Адам. Ба-бах, выстрелы гремели и гремели. Ишь, повезло, без сожаления подумал я. Но возвращаться к шалашу уже не хотелось. Три утки, хватит с меня, пока обработаю, то и вечер наступит. Прикинул маршрут, и напрямки через лес. Шел и не мог надышаться разлитым в соснах воздухом, ароматом живицы, лесной грибницы. И лес мне казался домом, куда приходишь… и не хочется уходить. Через час вышел на опушку. Впереди поле, уже запаханное. По всему краю следы зайцев. Вот кабаны прошли. Козы, лиса, три волка прямиком к деревне поперли. Можно читать и читать по вспаханному полю, ночные истории. Присел на траву, выложил битых уток. Сразу определил самцов, по уже сменивших оперенье на зимнее. Хотя, я и в августе, легко определял селезня по более красным лапам и зеленовато-салатовому клюву.
