Утопленница и игрок - страница 6



Дед хмыкнул.

– Идет, идет… Не волнуйся. Сказал же – я не ребенок. Мог бы и не просить, – усмехнулся дед и направился к двери. – Ничего, оклемаешься… Ты мужичок по всему крепкий. Ну, а дальше – смотри сам, сынок. Счастливо, ребята.

И дед ушел.

А «ребята» остались.

* * *

Так. Надо успокоиться.

Покосившись на бумажки с записями, Маня встала из-за стола.

… Все обдумать. И спокойно решить, как жить дальше… хотя бы в ближайшее время.

Взглянув в сторону мужика – тот лежал неподвижно – Маня устроилась перед Notebookом и пошла гулять по интернету.

Во-первых, это отвлекает. И… так проще думать.

Посмотрела почту. Ничего.

Вот и славно.

Так. Что мы имеем?

… Зачем я в это ввязалась?!

Не знаю.

Вернее, это получилось… само собой.

Я не могла его оставить лежать там – в этот перелесок редко кто ходит. «Мужик» не мог шевелиться, и за ночь его бы зажрали комары и мошка – это точно.

Он не пьянь, не бомж, а… непонятно кто.

Избитый… кем-то, кого очень боится.

На помощь никого звать не хотел и ей не разрешил. Сказал – ищут, узнают – добьют.

Значит она, Маня, просто чисто по-человечески, его пожалела и… временно приютила.

Просто сделала доброе дело незнакомому человеку. Такое и в современной жизни бывает… ну, или должно бывать. Хотя бы иногда.

И что? Ничего уж такого в этом нет… ненормального.

… Вот даже собак бездомных, подбитых и больных, бодрилась и успокаивала себя Маня, сейчас подбирают, лечат и раздают в хорошие руки. Вся Москва в подобных объявлениях, Маня уже с этим сталкивалась, энтузиастов полно – и они неплохо наладили дело. Кстати, Таня, Манина подруга, взяла по такому объявлению очень славную беспородную собачку с подбитой лапкой – Фросю.

Маня сама в детстве упорно подбирала собак, особенно больных и особенно зимой, замерзающих на лютом морозе, и приводили или приносила их домой. Но мама не разрешала. А Маня рыдала…

Впрочем, об этом лучше всего сейчас не вспоминать и… не думать.

У мамы, слава Богу, все хорошо в настоящий момент – вернее, уже давно. Она 10 лет назад вышла, наконец, замуж – за немолодого поляка, и живет с ним недалеко от Варшавы в маленьком местечке, родила напоследок еще двух детей. И… обрела свое счастье, одним словом.

Вот только к Мане окончательно потеряла интерес с тех пор, как вышла замуж и уехала… в другую жизнь. Как будто вычеркнула.

Отмотала «назад» и стерла.

Брата и сестру Маня никогда живьем не видела – только на фото. Года три назад Маня вдруг получила конверт с семейной фотографией на фоне сельского домика, на обратной стороне была надпись: «Это мы». И все. Ни привета, «ни здравствуй, дочка!», ни «как поживаешь?», ни даже подписи «мама», никакой приписки или письма в конверте, ни звонка ни до, ни после – ничего, кроме лаконичного «Это мы».

Они

Ну и ладно. Маня не обижалась – давно привыкла.

Так, так так.

Пусть там, в своей Польше, живет да радуется, своей новой жизнью.

Прежняя жизнь, для мамы – что-то безрадостное, унылое и неприятное, болезненное.

Потому-то и стерла… все.

И Маню – заодно.

Маня включила какой-то сериал.

… Так. Вернемся к нашим баранам.

Ничего страшного не происходит… вроде. Просто завтра я схожу на станцию, в аптеку, и…

… Ой, таблетку забыла выпить!..

И ржавая проволока опять повернулась и острым концом продрала Маню где-то за грудиной, сжала за горло и вонзилась в правый висок.

Это было как внезапный разряд тока – видение-вспышка, удар, боль… Мука. Неотступная мука.