Человек за столом медленно перевел свой тяжелый взгляд на Никиту, плюхнувшегося в свободное кресло.
– Кто это? – В его скрипучем голосе слышалась угроза.
Похоже, Никита тоже почувствовал это, потому что следующая его фраза была не такой радостной, скорее – суетливо-беспокойной.
– Как кто? Ольга, конечно. Че ты меня путаешь, Рудик?
– Где ты ее взял? – Человек за столом, которого Никита запросто называл Рудиком, пока сохранял самообладание.
– То есть как это где? – Никита даже подскочил в кресле. – Там, где ты мне сказал, – в «Матрице». Она пришла с Ежиком, ну, с этим продюсером. Они обжимались всю дорогу, разве что не трахались на глазах у всех. Я ей и так и эдак, а она – нулями. Меня чуть не покалечили, а ты говоришь – кто это?! – обиженно воскликнул он. Потом подскочил ко мне и одним движением содрал со рта пластырь. Нежный пушок на лице, прилипший к этой вонючей заплатке, превратил миг освобождения в миг неимоверной боли. Я не удержалась и вскрикнула, прижав связанные руки ко рту.
– Ну, скажи, скажи же ему, как тебя зовут! – заглядывая мне в глаза, завопил Никита.
Он схватил меня за плечо и начал трясти. Успокоившаяся было голова снова заныла.
– Говори, сука!
– Отстань, придурок, – попыталась я оттолкнуть его.
– Оставь ее, Ник, – проскрипел длиннолицый. – Надо было Эдика отправить, он ее знает в лицо. Только этот гаденыш до сих пор где-то торчит.
Никита снова плюхнулся в кресло.
– Ничего не знаю, – сконфуженно пробубнил он, – что мне сказали, то я и сделал.
– Ладно, не возникай, – отрезал Рудик и перевел на меня взгляд, полный снисходительной печали. – Что же нам теперь с тобой делать-то, голуба?
– Я так понимаю, – решила я принять участие в беседе, так как она касалась меня самым непосредственным образом, – что произошло какое-то недоразумение, в результате которого я чуть не получила сотрясение мозга. Но поскольку я вам не нужна, то верните мне мои вещи, и я пойду.
Я не стала лезть в бутылку и требовать возмещения морального ущерба, потому как если и не была на сто процентов уверена, куда я попала, то во всяком случае предполагала, что это не бюро добрых услуг.
– Ты что-нибудь говорил ей? – Рудик покосился на Никиту.
– Не успел, – огрызнулся он, – времени не было.
– Ты кто? – Рудик внимательно посмотрел на меня. – Не певичка ли? Да нет, вроде что-то не похоже.
– Я журналист, – пояснила я, – хотела взять у господина Ежова интервью, поэтому была с ним.
– А, бульварная пресса! – пренебрежительно ухмыльнулся Рудик. – Ладно, пожалуй, мы тебя отпустим. Развяжи ее, Никита.
Никита лениво поднялся, достал из кармана свой стилет и полоснул по шнуру, стягивающему мои запястья. Я стала растирать затекшие руки.
– Отпускаю тебя, Оля, – почти ласково сказал Рудик, когда Никита занял свое место в кресле, – но только с одним условием: ты никому и никогда не скажешь, где была и как сюда попала. Ты поняла меня? – угрожающе повысил он голос.
– Не дура, – кивнула я.
– Вот и замечательно, – расслабился Рудик, – приятно иметь дело с умными людьми, а то все больше какие-то недоумки попадаются.
Он выразительно посмотрел на Никиту. Тот фыркнул и, закинув ногу на ногу, закурил.
– Проводи ее, – снисходительно кивнул ему Рудик, – только тихо и без фокусов.
Я вышла из кабинета, взяла свои вещи, которые лежали на столе в приемной, и в сопровождении Никиты спустилась вниз.
– Давай, подруга, – легонько толкнул меня в плечо Никита и усмехнулся, – может, еще и встретимся.
