– И как вы поняли…
– Саша Абдулов. Царствие ему небесное, – еще глоток кофе. – Чуть руку мне не оторвал. Как дернет: «Да ты что? С этим негодяем откровенничаешь?». Ну, он другое слово употребил.
– Получается, Абдулов знал его.
– Я не спрашивала. Не интересовалась, – она задумывается. – Саша вообще-то не жаловал журналистов. Даже в суд подавал. Или собирался подавать? Говорил, что отстреливать их пора.
– Вам стало неприятно, когда вы узнали, с кем говорите?
Догилева пожимает плечами.
– Даже не знаю.
– Две тысячи пятый, – бросаю я взгляд за окно. – К этому времени Карасин уже отметился в ваш адрес.
– О! – поднимает брови Догилева. – А говорите, в тонкостях не разбираетесь.
– Работа такая, – усмехаюсь я, чувствуя, как предательски накатывает веселость. – За пару дней становишься экспертом в любой области.
– Почти как у артистов. У нас за это же время нужно влезть в шкуру другого человека.
– Вам было обидно читать его статьи? Я имею в виду, статьи о вас?
– Мне – нет. Ну, считал он меня так себе актрисой, что теперь?
– Мне попадались только те статьи, где он писал о вас как о режиссере.
– За режиссера он меня вообще не считал, но это обычное дело. У меня был спектакль, «Дама ждет, кларнет играет», – я киваю веками, давая понять, что знаком с соответствующей рецензией, – так этот товарищ… Мммм… Как там было? – морщит она лоб, – про Рому Мадянова.
–»…который стараниями Догилевой выглядит плюшевым медведем, скачущим на манер заводного зайца-барабанщика», – безошибочно цитирую я.
О спектаклях Догилевой у Карасина я нашел две небольшие рецензии, и ко встрече мне не составило труда перечитать их с десяток раз.
– Ну вот, – говорит Догилева.
Выглядит она скорее расстроенной, чем удивленной моими познаниями.
– Вы извините, если.., – действительно чувствую себя виноватым я.
– Что вы, бросьте, – отмахивается она, но даже во взгляде актрисы не утаить разбуженной -обиды. – Если бы я слушала всех критиков, мне надо было бы отказаться не только от «Покровских ворот». Вообще от всех ролей – и в кино, и в театре. Ничего не поделать, люди завистливы и злы. А критики – еще и бездарны.
– Татьяна Анатольевна, – вкрадчиво, словно это может загладить мою вину, говорю я, – вспомните, пожалуйста. Может, кроме Абдулова, еще кто-нибудь из ваших коллег знал Карасина в лицо. Может, от Абдулова вы что-то об этом слышали.
– Да наверняка видели и наверняка знают. Не верю я в эти истории про отшельников. Рано или поздно захочется вылезти из норы, просто из любопытства. Но я не представляю, кто бы это мог быть. Возможно, они договорились не афишировать свои отношения. Ну, знаете, чтобы его так и считали отшельником. Даже не знаю… Вот на похоронах этот человек наверняка был. Или люди, если их несколько было.
– Кстати, – говорю я, мысленно соглашаясь с Догилевой. Еще я жалею, что не поехал на кладбище и вообще, на панихиде показал себя полным идиотом. Даже фотоаппарата с собой не захватил.
– А Абдулов – нет, больше ничего не говорил, – продолжает она. – Да он и ушел почти сразу, я его в тот вечер больше не видела.
– Наверное, вы правы, – говорю я, – телезрители не много потеряли, не услышав этой истории. И потом, негатива о Карасине на программе и так хватало.
– Я по другой причине передумала. Не хотелось вспоминать неприятный эпизод. И напоминать не хотелось.
– Я вас понимаю.
– Мерзкая газетенка! – передергивает ее. – Фотограф нас поймал как раз в момент, когда Абдулов меня за руку схватил. На следующий день фотографию тиснули на первую полосу в «Экспресс-газете», можете себе представить?
